Мария Элена нерешительно скользнула взглядом по столу, за которым сидел Осорио, потом подняла глаза, посмотрела прямо на офицера.
– Я думала, что начинаю новую жизнь, а оказалось совсем не так. И Трухильо прямо мне об этом сказал. Он мне хорошо платил, но я должна была заниматься своим прежним ремеслом, хотя и не со всяким, а только с самим Трухильо или с тем, на кого он укажет. Иначе говоря, он меня купил. Но это я теперь так думаю, а тогда я считала, что улучшила свою жизнь. По крайней мере ребенок всегда был сыт, теперь это не зависело от того, хорошая у меня была ночь или клиентов было мало.
Осорио снова протянул ей сигареты и спички, но она мягко отстранила его руку.
– Мне вредно курить, я должна бросить, – сказала женщина с улыбкой, но тут же стала серьезной. – Я видела в Трухильо благородного сеньора, который спас меня от проституции, от Карлоса, от всех этих людей, так похожих на меня, но в то время казавшихся мне совсем другими. И ошиблась. Время шло, а Трухильо становился все требовательнее. Вечеринки, как я уже говорила, обычно бывали по воскресеньям. Трухильо приезжал с одним или несколькими приятелями, а иногда и с приятельницами, молодыми женщинами. Если же их не было, гостей развлекали мы с Фатимой. Вечеринки начинались с музыки и выпивки. А потом он предлагал гостям искать купюру в сто песо, которую он запрятал где-то в доме.
– И это… это часто повторялось? – перебил ее Осорио.
– Да на каждой вечеринке. А чтобы эту купюру кто-нибудь не спрятал на себе, он велел всем раздеваться донага. Наводил нас на след, и мы отправлялись на поиски. В каждой комнате стояла кровать, так что вы можете себе представить, чем кончалась эта игра…
– Вы знали сына Трухильо, Рамона Абеля?
– Да, он был такой же растленный, как его отец, но между собой они не ладили. Я думаю, Рамон Абель обкрадывал отца. Однажды они поссорились, переругались насмерть. Рамон Абель и прогнал меня оттуда…
– Последний вопрос, Мария Элена, вернее, предпоследний. Брат Трухильо, Хосе Антонио, посещал эти вечеринки?
– Нет, никогда. Я знала, что у хозяина есть брат, с его слов, но брата этого не видела.
– А знаете ли вы что-нибудь о гномах?
– О гномах?
– Да, это куклы такие, тряпичные.
– Нет, лейтенант, в Сьюдамаре о гномах никакого разговора не было.
Осорио проводил Марию Элену до двери и, поблагодарив, распрощался с ней. Но сначала спросил о ребенке, женщина рассказала, что мальчик уже совсем взрослый, скоро поступит в школу имени 26 Июля. Она же, окончив курсы, работает на швейной фабрике. Опустив голову, Мария Элена тихо добавила, что собирается замуж за Мариано, он тоже работает на фабрике, славный парень.
Проводив Марию Элену, Осорио подошел к окну и стал смотреть в ясное утреннее небо. В дверь снова постучали.
– Разрешите, лейтенант?
– В чем дело, Арриаса?
Осорио протянул руку начинающему седеть мужчине.
– У меня новости из зоопарка.
– Какие же?
– Попугай действительно сдох, но был отравлен.
Доктор Мирамар запер дверь библиотеки, ведущую в приемную, и обернулся к ожидающим его двоим пациентам. Легкими шагами подойдя к женщине, он с несколько подчеркнутой галантностью протянул ей руку.
– Хулия… Как поживаешь?
Она пожала протянутую руку и улыбнулась. Хулия была ослепительна в свои двадцать семь лет. Да еще в лиловом платье, которое так нравилось доктору и так шло к ее белокурым волосам! Глаза Мирамара вспыхнули страстью, но он тут же пригасил этот блеск, вспомнив, что они с Хулией не одни. Со стула поднялся мужчина.