Херардо смотрел на двух львов, замерших около мертвой львицы. Но она уже не пахла львицей, она пахла кровью. Недоверчиво, настороженно львы зарычали.
Лейтенант Рафаэль Осорио слегка наклонился.
– Не знаю, лейтенант, правда не знаю. Я смотрел медведей, когда услышал, что кто-то кричит, будто бы женщина, и сразу начался жуткий переполох. Я кинулся сюда, думал; это какой-нибудь зверь убежал, а оказывается, человек свалился в ров со львами.
– Мертв, – пробормотал врач, вешая стетоскоп себе на шею.
Осорио кивнул, будто ему было достаточно и взгляда, чтобы прийти к тому же заключению.
– Если б я знал, что он уже мертв, не полез бы в ров.
– А почему вы полезли?
– Не знаю.
Сержант Рубен Флорес смотрел документы, извлеченные из кармана брюк погибшего.
– Где женщина, что видела, как упал в ров этот мужчина?
– С ней случился нервный припадок, ее увезли, – сказал кто-то.
– А это возможно?
– Что?
– Упасть в ров:
– Трудно, лейтенант. Впрочем, не знаю, но мне кажется, трудно. Чтобы упасть туда, надо взобраться на металлическую загородку. А вы видели, какая она высокая? Хотя с тыльной стороны она пониже.
– Это Хайме Сабас, – сказал Рубен, возвращая документы в бумажник.
– Сабита? – Херардо покачал головой, отказываясь верить в то, что услышал.
– Ты его знаешь?
– Да, он ухаживал за птицами.
Стоя, врач ждал, когда фотографы окончат свое дело. Лейтенант Осорио приказал произвести вскрытие, чтобы определить причину смерти Хайме Сабаса. В светлых сумерках наступающего вечера лишь с трудом можно было различить голубоватые отблески сигнального фонаря на крыше «скорой помощи».
– Где администратор?
– Он в отпуске, лейтенант.
– А кто его заменяет?
– Заведующий кадрами.
– Уже несколько дней, лейтенант, Сабита казался чем-то озабоченным. А ведь он был веселый, всегда улыбался. Трудно скрыть, если у тебя какие-нибудь огорчения, а у таких людей, как Сабита, это просто на лбу, написано.
– И не говорил, что у него случилось?
– Мы несколько раз спрашивали, но он отвечал, что это пустяки. Вот и сегодня…
– Сегодня?
– Да, сегодня он кое-что сказал, хотя, конечно, мало. Утром он пришел с пакетом под мышкой и попросил у меня разрешения отлучиться в десять часов. Сказал, что хочет сходить в полицию, сделать важное заявление.
– Не знаете какое?
– Нет. Я снова спросил его, чем он так озабочен, и он ответил, что это мелочи и чтобы я не беспокоился. Я разрешил ему отлучиться и снова спросил, не можем ли мы ему чем-нибудь помочь, в крайнем случае профсоюзная организация…
– Значит, он ушел в десять, как собирался?
– Не знаю, я его больше не видел. Я был занят списками… Сабита кормил птиц спозаранку, а потом помогал другим товарищам. Он был очень трудолюбив, постоянно находил себе дело у клеток. Я так и сказал человеку в очках, который искал его сегодня утром.
– Кто такой?
– Имени его я не знаю. Сегодня утром он зашел в контору и спросил, здесь ли работает Хайме Сабас. Кто-то ему сказал, что Хайме можно найти у клеток с птицами. Человек этот немного полноват, в светлом костюме. Похож на адвоката. Очки в черной оправе.
Осорио сделал несколько пометок у себя в блокноте. Потом поднес ручку к своим толстым губам, которые раздвинулись в легкой улыбке.
Служащий на кладбище Святой Ифигении скользнул пальцем по списку, перевернул еще одну страницу огромной конторской книги и по ней тоже провел пальцем. Дойдя до конца страницы, отрицательно покачал головой и громко захлопнул книгу.
– Нет, никакого Хосе Мануэля Трухильо здесь не значится.
– Он умер в июле тысяча девятьсот шестьдесят первого. – В речи стоящего перед служащим мужчины чувствовался едва заметный иностранный акцент.
Служащий поднял на него взгляд и поправил очки с толстыми стеклами.
– Очень сожалею, товарищ, но мы не можем произвести эксгумацию тела, которого не существует, то есть покойника, который здесь не похоронен.
– И все же, может быть, вы ошиблись?
– Вы говорили о фамильном склепе Трухильо, не так ли?
– Да, именно о нем.
– Но я же смотрел. – Служащий с досадой наморщил лоб. – Там захоронена лишь сеньора Хуана…
– Хуана Ревилья.
– Она самая. Впрочем, если вы так настаиваете, я просмотрю списки захороненных в общих могилах, хотя, конечно, странно… Не станут же там хоронить того, у кого есть фамильный склеп…