1.9. Шишигинские помещики
Барская усадьба горела не единожды, и не единожды подвергалась обстрелу. Не один из здешних помещиков не заживался на этом свете слишком долго, торопясь поскорее увидеться с предками-изуверами, опередившими его по дороге к Богу. Не смотря на быструю смену властителей здешних мест, род их не прерывался, настолько были они плодовиты. Шишигинские помещики славились не только изуверством и самодурством, но и своими сексуальными подвигами. Как говаривали злые языки, а они, как правило, были самыми информированными, каждый из местных бар, имел не одну, положенную по божьим и человеческим законам супружницу, а, по меньшей мере, две, а то и три, отсюда и такая плодовитость. Правда все это могло быть просто досужими разговорами и сплетнями, за которыми и нет ничего, но при взгляде на многочисленное потомство, живущее в усадьбе, начинало казаться, что в этих россказнях определенно что-то есть. Одно из двух, либо официальная супруга местного дворянчика плодовита невероятно и каждые 9 месяцев, словно на конвейере поставляет супругу очередного наследника, или наследницу, либо в досужих сплетнях и разговорах есть рациональное зерно.
Но сколько бы жен не приходилось на долю здешнего помещика, одно можно было сказать с уверенностью, все его отпрыски были родными детками. Они походили на папашу не только внешне, но и внутренне, такие же изуверы и самодуры. С раннего детства, при молчаливом отцовском согласии и одобрении, отрывали крылья и головы мухам, разоряли птичьи гнезда, а самих птиц ловили в силки для последующего умерщвления. Истязали и убивали котов и кошек, коих невероятно много, порой изрядно одичавших, водилось на территории барского имения.
Папаша лишь одобрительно покрякивал, наблюдая их детские забавы, как они лупцуют и таскают за волосы за малейшую провинность, детей прислуги, участников их не по детски жестоких и кровавых, игр. В сердце барина закрадывалась гордость за грядущую смену. Они не посрамят родового имени, когда настанет их черед управлять имением, наводя в нем порядок безжалостной рукой. Они не подводили, не срамили папашу-изувера, впитав с молоком матери всю ту жестокость, коей был пропитан сам воздух в имении, руководствуясь исключительно злобой в повседневной жизни.
Каждый новый правитель Шишигино, был не лучше предыдущего. Конец барскому беспределу и дурости положила первая народная революция, длившаяся два года и ознаменовавшаяся полным крахом большевистского восстания, усеявшего страну трупами. Спустя десятилетие случилась вторая, более удачная революция.
Победа ей досталась в силу различных обстоятельств, наиглавнейшим из которых была затянувшаяся, далеко не победоносная война, катастрофически ослабившая некогда великую державу. В армии началось разложение, а в обществе брожение, чем удачно воспользовались большевистские лидеры, для осуществлении корыстных планов.
Первая революция, окончившаяся поражением большевиков и примкнувшего к ним рабочего люда, огнем и мечом прошлась и по здешним, удаленным от цивилизации, дремучим местам. И этот огонь был очистительным в прямом смысле слова.
В одну из ночей, местные мужики при помощи пришедшей из города вооруженной рабочей дружины, в кожанках и с красными повязками на рукавах, предприняли самую удачную за последнюю сотню лет попытку покончить с осиным барским гнездом, вместилищем порока, разврата и бесчеловечной жестокости. Барская усадьба была окружена и вскоре ярко горела, несмотря на отчаянное сопротивление барчуков и челяди, укрывшихся за прочными дубовыми стенами усадьбы, огрызавшихся оттуда ружейным огнем. Немало горожан-рабочих, нашли последний приют под стенами усадьбы. Не мало и местных мужиков сложило здесь свои головы. Но главное было сделано. Барская усадьба, вместилище жестокости и порока, была сожжена дотла, вместе со всеми ее многочисленными обитателями. Никому не удалось спастись. Все, от мала до велика, барчуки, и кормившаяся при них челядь, остались внутри сгоревшей усадьбы, либо у ее стен. Никому не удалось покинуть пределов усадьбы, чтобы поведать миру историю о том, как жесток русский бунт, как суров и беспощаден доведенный до крайности мужик.
Барчуки и барыни, дети, и родственники, вместе с челядью приняли смерть в огне, до последнего момента не веря в неизбежное. Они верили в то, что придут им на помощь полиция и войска, и накажут по всей строгости бунтовщиков, дерзнувших поднять руку на богом данных хозяев. А уж они потом добавят и от себя, замучив, перевешав и посадив на кол половину жителей Шишигино, с которыми они были так непростительно добры. Не знали они, да и не могли знать того, что нет уже ни полиции, ни войск, что власть в стране изменилась, и правят теперь миром эти самые, прокопченные заводской сажей до черноты люди, в потертых кожанках, с красными тряпицами на рукавах и оружием в руках.
Слишком долго надеялись барчуки на помощь извне. А когда огонь стал невыносим, они, наконец, осознали, что бесполезно ждать помощи извне. Нужно было спасать свои жизни, уносить ноги из пылающего пекла. Они попытались прорваться, не предполагая, насколько тесным окажется кольцо, в которое они оказались зажатыми доведенными до отчаянья, взявшимися за оружие людьми. Они выбегали из огненного ада и тут же попадали в ад свинцовый, и не было из него спасения. Невидимый враг, взявший их на прицел, не знал пощады и бил без промаха.
Напрасно падали на колени некогда гордые и холеные барышни, еще вчера обращавшиеся с людьми, как с последними тварями, заслуживающими только плетей. Холодные красавицы с ледяным сердцем, неприступные недотроги, стоя на коленях, умоляли столь презираемых ими людей о милости, готовые заплатить за нее любую, даже не сопоставимую с дворянским достоинством, цену. Их стройные, точеные тела заманчиво просвечивали сквозь полупрозрачные покровы ночных сорочек и комбинаций, словно призванные смутить нападавших, которые были мужчинами, соблазнить, спасти жизни их обладательницам. Но и в этом они жестоко просчитались. Не смотря на то, что тела были так соблазнительны и желанны, никто на них не позарился, слишком велика была ярость и злоба народная, слишком долго вынашивался в сердцах план жестокой мести бессердечным обитателям усадьбы.