Ответ, почти невероятный ответ, состоит в том, что германский Генеральный штаб для европейской войны на два фронта в 1914 году не имел никакого другого плана, кроме так называемого "Плана Шлиффена", который предусматривал на Востоке оборону и в случае нужды даже отступление, но на Западе наступление для быстрой победы над Францией и именно при нарушении гарантированного Англией, впрочем также и Германией, нейтралитета Бельгии. Последние альтернативные планы, существовавшие ранее, были отменены в 1913 году. Таким образом, без какой-либо оглядки на политическую ситуацию Германии следовало по воле её Генерального штаба в случае войны сделать упор на ведение войны на Западе и втянуть в войну Англию. Другой войны, кроме войны на Западе против Англии и Франции, одновременно Германия в 1914 году вести вовсе не могла. Она сама себе отрезала любую другую возможность. Читать это почти что невероятно, однако это факт. С того момента, когда вопрос от дипломатов и политиков перешёл к военным, в поведении Германии произошёл совершенно непонятный, радикальный перелом или надлом. Дипломаты занимались Сербией; военные неожиданно занялись Бельгией. Июльский кризис был чисто восточным кризисом – ведь именно поэтому он был столь приветствуемым германской политикой. Но августовская война была затем неожиданно западной войной. То, что Германия в войне за Сербию между Австрией и Россией не стояла в стороне, то, что она на русскую мобилизацию ответила своей собственной, во всяком случае также с объявлением войны, – всё это было очевидно и ещё не угрожало нейтралитету Англии.
То, что, однако, затем Германия выступила не против России, но против не принимавшей участия Франции и так сказать превентивно объявила Франции войну, только потому, что она была союзником России, – уже это было странно и должно было мобилизовать английскую партию войны. Однако то, что затем Германия также реквизировала в качестве театра военных действий совершенно мирную, нейтральную и безобидную Бельгию, – это выбило у английской партии мира все карты из рук и окончательно решило вопрос о вступлении в войну Англии.
Это было творением германского Генерального штаба. Германский Генеральный штаб нанёс германской политике удар в спину и уничтожил её. Никогда ещё не было столь убедительного примера для оправдания истинности слов Клеменсо, что война является слишком серьёзным делом, чтобы поручать её генералам. Когда война происходила в политическом вакууме, как если бы она была ничем иным, как большими маневрами со всей Европой в качестве территории для маневров, тогда в отношении плана Шлиффена было бы кое-что сказать. Его военные идеи были убедительными. Мобилизация в России по географическим причинам неминуемо была медленной, она давала Германии несколько недель времени, чтобы сконцентрироваться на Франции, без того, чтобы чрезмерно пострадать на Востоке. Если бы Германия смогла полностью вывести Францию из войны в эти первые недели войны, тогда, естественно, это было бы заманчивой перспективой.
Однако французская граница с Германией была сильно укреплена, и французская армия едва ли была слабее германской. Так что фронтальное нападение не обещало быстрой полной победы. Если желать такой победы, то следовало французское наступление охватить движением на фланге и в тыл. И для этого следовало совершить бросок через Бельгию.