Святитель Иоанн Златоуст
«Кто только говорит: "Я грешен", но не представляет себе грехов своих порознь и не припоминает: "В том-то и в том-то я согрешил", тот никогда не перестанет грешить. Он часто будет исповедоваться, но никогда не будет думать о своем исправлении».
В результате разрушения данной связи возникло то, что богословы впоследствии назвали первородным грехом. Повреждение природы человека и искажение ее свойств способствовало превращению гнева на зло в гнев на человека. Доброе чувство, стремление к идеалу исказились, превратившись в зло, возникающее по отношению к тому, что есть лучшего у ближнего. Именно это искажение добрых свойств человеческой натуры способствовало дальнейшему расщеплению человеческого естества на противоборствующие тело, ум и сердце. И все это вместе взятое привело к теперешнему состоянию мира.
История всего человечества, так же как и жизнь каждого из нас, свидетельствует о том, что мы действительно постоянно грешим как против своего разума, так и против своей жизни. Таким образом в первородном грехе, который является не чьим-то личным грехом, а только грехом наших прародителей Адама и Евы, отчасти виновны мы все, что в общем-то малоутешительно. Точно так же, как малоутешителен тот факт, что кто-то из нас не виноват в том, что родился слепым или горбатым. Ведь намного приятнее быть зрячим и здоровым.
Из-за первородного греха мы находимся в состоянии, когда наш ум говорит нам, что нужно поступить по закону, сердце влечет к противоположному, а тело никак не хочет считаться ни с сердцем, ни с умом, так что весь человек как бы раздроблен. От этого мы не испытываем никакой радости, и отсюда начинается хаос в нашей жизни, как в личной, так и в общественной, семейной или государственной. Вот что значит для нас первородный грех, то есть повреждение самой человеческой природы. Афанасий Великий так и писал, что «грехом личным человек произвел совращение естества», то есть повреждение своей естественной природы. Вот что представляет собой первородный грех.
Мы заболели смертью, которую Святые Отцы называют тлением, поэтому сегодня нет бессмертных, и каждый человек рожден смертным. Теперь становится понятно, чем именно христианское спасение отличается от нехристианского. Христианство призывает людей к вечным ценностям, которые у человека невозможно отнять. Все другие ценности преходящи: подержал человек, к примеру, кусок золота или бриллиант, и довольно. Вместе со смертью все это исчезнет, как мыльный пузырь. Однако, пока мы живы, мы тщательно раздуваем этот мыльный пузырь, чтобы приобрести одно, потом другое, третье, не думая о том, что в час смерти все это мгновенно «лопнет». Вот оно, повреждение ума. Ведь после того, как мы видим, что у нас на глазах происходит одно и то же, как можно после этого возражать словам о бренности всего сущего?
Христианская церковь пытается оторвать своих членов от миража, называемого земным благом, всеми силами старается показать, что при правильном отношении к нему все земное может стать для человека ступенькой к благам вечным. А вот какой вывод делают богословы, наши современники: «Ясно, что грех Адамов не отождествляется церковью с первородным грехом, а считается лишь причиной последнего». То есть первородный грех стал следствием личного греха нашего праотца Адама.
А теперь мы вплотную подошли к чрезвычайно важному вопросу, не решив который мы не сможем понять значения жертвы Спасителя. Дело в том, что жертвоприношение смогло осуществиться только благодаря воплощению Бога в человеческое естество. Природа Божества бесстрастна, поэтому Господь воспринял человеческую природу, чтобы благодаря ей можно было совершить то, что являлось бы источником исцеления – спасения всего человечества. Жертва могла быть совершена исключительно в человеческом естестве.
Еще одним очень важным вопросом является то, какую природу воспринял Господь: поврежденную грехом или не поврежденную, первозданную. Если Бог воспринял первозданную природу, то возникает вопрос, в чем же заключалась жертвенность Христа, если Его природа чиста, непорочна и свята. Католическое богословие пошло по этому пути, который, к слову, был осужден церковью еще во времена теософских споров.
К примеру, папа Ганорий, осужденный как Западной, так и Восточной церковью, в VII веке писал: «Мы исповедуем в Господе Иисусе Христе и одну волю, ибо ясно, что наше естество принято Божеством не греховное, не то, которое повреждено после падения, а естество, созданное прежде грехопадения» (Деяния Вселенских Соборов). А вот слова еретика Арха Афтартодакета, который пишет, что «при воплощении Христос принял душу и тело в том виде, в каком они были у Адама до грехопадения». Однако при этом напрашивается вывод: если Господь воспринял непорочное естество, то Он не мог умереть, ведь до грехопадения люди были бессмертны. Кроме того, Он не мог страдать и не испытывал ни голода, ни жажды.
По словам еретика Юлиана, если Христос алкал, уставал или плакал, то делал это потому, что Ему этого хотелось. Но вспомните эпизод со смоковницей. Неужели Спаситель просто так захотел и проклял бесплодное дерево? Юлиана такая постановка вопроса нисколько не смущала, однако от еретика ускользала серьезность этого обстоятельства. Ведь если Спаситель воспринял человеческую природу неповрежденной, то что Он тогда сделал для человечества?
Святитель Афанасий Великий
«Если не воскрес Христос, то мертв: то, как же ложных богов, которые, по утверждению неверующих, живы, и чествуемых ими демонов изгоняет, преследует и низлагает?».
Ответ нашелся очень быстро: грех наших праотцев вызвал гнев Божий, который распространился на все поколения потомков Адама. Конечно, можно начать спорить и говорить, что это несправедливо, однако это так. Вина лежит на всех, а из этого следует, что Господь воспринял порочную природу по Своему желанию, чтобы пострадать за нас и принять смерть. Пострадав, Он принес удовлетворение Божьему правосудию, а это уже совершенство, недоступное простому смертному.
Господь, воплотившись, воспринял нашу поврежденную природу и взял на себя человеческие грехи, а это означает, что Он воспринял и первородный грех. Например, так, как если бы кто-то из нас, будучи здоровым, взял на себя чью-то болезнь. И вот здесь открывается совершенно иной смысл Христовой жертвы: через крестные страдания и смерть Он воскресил нашу первозданную природу и исцелил ее. В этом заключена суть Христовой жертвы. Спаситель взял нашу «поврежденность» со всеми ее недугами и немощами, Он действительно уставал и плакал не потому, что Ему этого «так захотелось», а потому, что Он действительно испытывал усталость или скорбь. Иисус по Своей природе единосущен человеку, что является основополагающей мыслью православия и непреложной христианской истиной.
Церковное понимание данного вопроса отражено не только в высказываниях Отцов Церкви, но и в традиции литургического творчества. Чего стоит только одна выдержка из заамвонной молитвы литургии преждеосвященных даров: «Царю веков Христе Боже наш, бедную нашу восприемый природу, не причастен бо еси страсти по Божеству природы, аще бо не облекался еси страстное наше и смертное естество вольно».
Что еще после этого можно сказать? Единогласное учение Отцов Православной церкви делает все, чтобы нам было понятно, что и для кого сделал Иисус Христос. Оказывается, это очень важно, какую именно природу воспринял Господь: если непорочную, то исцелять, собственно, и нечего, если же грешную и поврежденную, то только тогда можно говорить о спасении мира.