— Но это ужасно, Андрей, что ты говоришь, — заметила Ксения.
— Что? — Андрей вскинул посветлевшие от ярости глаза. — Молчать! — воскликнул он, невидяще глядя на сестру и словно не понимая, где находится. — Прости, Ксения, — склонившись, он поцеловал ей руку. — Простите, гранпэр... Последствия контузии... Простите. О чем это я? — Он еще выпил.
— Ты сказал, во-вторых, — поспешила чуть испуганно ответить Ксения, — генерал Деникин собирается...
— Да, да... Англичане, Деникин... Да, да, — мысль у Андрея потерялась. — Однако не о том я... Приказано — разумеется, совершенно секретно, но все знают — взять на учет суда, немедля подсчитать наличие во всех портах угля и масла. Понимаете, что это такое? Что это значит? В Крыму почище Новороссийска будет, уверен. Посему богом заклинаю: не теряя времени, собирайтесь с Ксенией и Аришей, грузите что можно из имущества, пока нет ограничений, и отправляйтесь за границу. Неизвестно, когда станет поздно.
— Но как можно воевать, имея подобные мысли?
— Я солдат, гранпэр. Я присягал.
— Кому ты присягал? Где наш император?
— Мы боремся за Россию!
— У каждого своя Россия. Поэтому и нет победы.
— Это метафизика, простите, гранпэр. Я скакал пять часов не для того, чтобы дискутировать с вами о моменте. Надо решать с отъездом. Немедля. Если вы скажете «да», я помогу. Я пришлю солдат, подводы.
— Я не могу сказать «да», Андрей. Не могу один решить этот вопрос... Твой отец...
— О, отец?! Поэтому и гибнет армия: генералы боятся решать. Они хотят советоваться. Вы — как все...
— Перестань паясничать! Я обязан посоветоваться с твоим отцом, наконец. Я стар, а речь идет о судьбах всей семьи — о Ксении, Викторе, о твоем отце, — повторил он.
При последних словах Вадима Николаевича Андрей побледнел, лицо его исказилось. Он забегал по комнате, делая странные движения раненой рукой и выкрикивая:
— У меня нет отца! Такие, как он!.. Он позорит нас! И меня! Меня!.. Всяк пальцем тычет!.. Этот революционерчик не отец мне! Не отец! Этот господинчик мерзок, мерзок! По сравнению с ним любой жид-комиссар — служитель России.
— Изволь замолчать! — стукнул по столу рукой Вадим Николаевич. Он встал во весь свой гигантский рост, спокойный, как памятник. — Я не желаю слушать.
— Прощайте... Прощай, сестра, — Андрей поцеловал ее в лоб, засмеялся почему-то и, щелкнув шпорами, торопливо вышел.
Со двора раздался его громкий голос и ругательства по адресу ординарца, затем цокот коней, пущенных чуть не с места в галоп, и все стихло.
— Человек дичает на войне, я знаю, — задумчиво сказал старый генерал. — Не станем его судить строго, Ксения. Был бы жив. Лишь бы все мы были живы...
Информация первая. ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В ЦЕНТР
«Ставка главнокомандующего в Феодосии.
Южнорусское правительство, прибывшее в Крым вместе с армией, во главе с председателем Совета министров Мельниковым, — в Севастополе. Заняли гостиницу Киста. Вид растерянный.
В Севастополе высажены: Дроздовская, Марковская, Корниловская дивизии. Шли мрачно, но с музыкой. В рядах и люди в штатском — офицеры хватают встречных, ведут в казармы: началась мобилизация, пополнение армии, расстроенной в Новороссийске. Крымский корпус перекрывает перешейки. Донцы сосредоточиваются в районе Евпатории. Керченский район обеспечивается сводным отрядом: Кубанская бригада, Алексеевская бригада. Корниловская юнкерская школа. Все части сведены в три корпуса. В кавалерии острая нехватка лошадей. Армия недовольна тылом, командирами.