И точно в подтверждение этой мысли раздался близкий разрыв — шальной снаряд ударил в крышу гостиницы. Все переглянулись, готовые вскочить. Врангель, приготовивший короткую, энергичную речь о долге каждого командира перед своими людьми и высшим командованием, раздумал говорить и отпустил всех. Хотел было попрощаться с каждым за руку (день предстоял тревожный, опасный, да и дорога длинная. Кто пройдет ее? Неизвестно, придется ли свидеться...), но и тут передумал и лишь взял под козырек.
Расходились молча, как с поминок.
2
Уже шли бои на перешейках, красные прогрызали Перекоп, а капитан Орлов не торопился с отъездом из Евпатории. Дубинин утверждал, что их «атаман» задумал какой-то фортель и лишь ждет случая, чтобы привести его в исполнение. Кэт поняла, что она обязана быть наготове: Орлов ведь предупредил ее, что она — его собственность. Все восстало в Кэт против «атамана» — женское самолюбие, дворянская гордость, упрямство. Она поклялась, что умрет, но никогда не станет вещью этого бандита. Кэт завела себе второй револьвер — маленький, женский, который прятала за лифом, и не расставалась с ним даже во время сна.
Внезапно, в одну из дождливых ночей, исчез капитан Дубинин. Бежал он, пытаясь порвать с отрядом, или убил его Орлов во время попытки украсть неизвестно где хранившуюся «казну», осталось невыясненным.
Через два дня, на рассвете, Кэт осторожно разбудил Дузик.
— Не шумите, — сказал он шепотом, прижимая ее руку с револьвером к одеялу. — Одевайтесь. Бежим!
«Куда?»
— После, Кэт, после! Одевайтесь, быстро. Я не хотел бы встретиться сейчас с Орловым.
«Его нет у Септара».
— Ошибаетесь, он здесь.
Еще висел над морем стылый туманный рассвет, когда Дузик привел Кэт, дрожащую от холода и возбуждении, к пристани, где стояла закопченная «Лида» — маленький низкосидящий кораблик с длинной трубой на корме. Они увидели лейтенанта Гетмана.
Вскоре появился неопрятный лысый человек, осведомился, что угодно господам. Представился капитаном. Узнав о намерении гостей, капитан помрачнел: «Лида» — грузовик, непригодный к перевозкам людей. К тому же весьма неподходящий груз — корабль по клотик загружен снарядами.
— Как снарядами? — мрачно спросил Гетман. — Интересно, кому вы их везете?
— Врангелю. В Феодосию.
— Как в Феодосию?! — ахнули все.
— Но нам надо в Константинополь, — неприязненно сказал Дузик. — За границу куда-нибудь, одним словом.
Вид потрясенной, не успевшей ничего решить Кэт смягчил и капитана.
— Не хочу быть душегубом. — сказал он. — Возьму. До Феодосии-то, бог даст, мы дойдем, а оттуда много больших судов за море бегут. И вам легко будет пристроиться. Считайте, повезло: из Евпатории никто не вырвется, большевики рядом.
Капитан, расщедрившись, уступил Кэт свою каюту на носу «Лиды» — маленькую каморку из плохо тесанных и сшитых досок и толя, под железным навесом. Из щелей дуло. По крыше барабанил мелкий дождь. Ксению знобило. Начиналась новая, неведомая полоса в ее жизни. Она плыла куда-то. Зачем? Она не могла ответить себе, у нее не осталось даже любопытства...
В Феодосию они добрались к середине дня тридцатого, в разгар самых непредвиденных событий. В городе было объявлено осадное положение. Порт оцепили какие-то части. На двух больших транспортах заканчивалась погрузка. «,,Донˮ и ,,Владимирˮ», — прочел поручик Дузик, когда «Лида», захватывая низким бортом волну, проходила мимо.
Торопливо лезли по трапам, как муравьи, солдаты, войсковые штабы, тыловые части вперемежку с беженцами, войсковое имущество вперемежку с баулами, узлами и чемоданами, старающиеся сохранить важность многочисленные члены Кубанского правительства вместе с нуворишами, проститутками, отставными генералами. Часовые у трапов и судовые команды не могли наладить порядок. В толчее слышались крики, проклятья, летели в воду вещи, люди. Ксения смотрела на все это с ужасом.
Они сошли с «Лиды», путешествие на которой по случайности окончилось благополучно — не взорвались, не сели на мель, не были захвачены партизанами, пока ползли, огибая Форос, боясь уйти мористее, чтобы волны не утопили перегруженное низкосидящее корыто. Делать было нечего: орловцы, как они мысленно еще называли себя, пошли к «Дону» попытать счастья. Но о счастье не стоило и думать. Плотная очередь на посадку змеилась чуть не по всей пристани.