Сжимая в кармане шинели ребристую рукоять револьвера (он так и не засунул револьвер в кобуру после того, как, размахивая им, пробивался на транспорт), Андрей сбежал по трапу на берег. Ему захотелось застрелиться тут же, на набережной, на глазах людей, ставших свидетелями его позора: Слащев, которому он верой и правдой служил столько лет, с которым участвовал и в боях, и в попойках, с которым разделил тяжесть ухода из армии, не задумываясь предал его, отбросил, как загнанную лошадь, заявил во всеуслышание о его ненужности, не пожелал даже выйти попрощаться, сказать несколько слов, молча пожать руку, наконец... Такое не забывается, не прощается... Это подло, низко, неблагородно... Он ведь поклонялся своему генералу, готов был отдать жизнь за него. Андрей, торопясь, шел по пристани, не зная, куда он направляется, не зная, что он сделает в следующее мгновение. Рука по-прежнему сжимала ребристую рукоять револьвера. Остановившись внезапно, он достал револьвер из кармана. Внимательно и медленно стал доставать из гнезд барабана патроны. Оставил один. Потом, чуть подумав, вернул в гнездо второй. Ладонью левой руки крутанул барабан. Вздохнув и воровато посмотрев зачем-то по сторонам, быстро нажал курок... Выстрела не последовало. Андрей снова крутанул барабан и снова, приставив наган к виску, спустил курок... Сухой, короткий щелчок прозвучал издевательски громко. «Живи, сволочь!» — сказал себе Андрей и зашагал дальше.
Очнулся Андрей в полуподвальном ресторане, в переполненном зале с расписанными черным и золотым стенами, где густо застыли в давно непроветриваемом воздухе табачный дым, запахи духов и пудры, сапог и потных человеческих тел. Откуда-то издалека, словно из другого мира, доносились звуки застуканного до дребезга рояля, и щемяще-приятный баритон декламировал нараспев:
Есть так мно-ого жизней достойных.
Но одна-а лишь досто-ойна смерть.
Лишь под пулями в рвах споко-ойных
Ве-еришь в знамя господне, тве-ерд!..
Андрей сидел один за столиком. За мутным окном серело и дымилось позднее зимнее утро. А ведь когда он уходил с корабля, едва начинало темнеть. Что же произошло с ним вечером, ночью? Где он был, что делал?..
Андрей поднял голову, посмотрел вокруг тяжелым, помутневшим взглядом. В зале было довольно много военных, и это удивило его — ведь все они должны были быть на судах. Но в большинстве зал заполняла хорошо одетая публика — меховые манто, шляпы с перьями, бобровые воротники, палки с набалдашниками из слоновой кости, шелка, ослепительные декольте.
Андрей сидел почему-то один, хотя все места вокруг были заняты. «Наверное, буянил», — мелькнула мысль. «Вместо того, чтобы застрелиться». И в этот момент в дальнем углу зала, будто специально, раздался короткий хлопок выстрела. Дико завизжала женщина, вскочив на стул. Шарахнулись люди, опрокидывая стулья и столики. Андрей инстинктивно кинул руку на правое бедро, но револьвера в кобуре не было. Не было и портмоне с небольшой суммой денег. И перстня, подаренного дедом в день окончания училища. «Напился, подлец, до бесчувствия, ободрали, как липку». И сразу он вспомнил о чемодане, оставленном в гостинице. Гостиница находилась рядом — рукой подать! — но Андрей, терзаемый сомнениями, не сразу заставил себя встать и пойти туда: чемодан представлялся ему то совершенно ненужным, то весьма необходимым — если он все же решит не стреляться, а уехать, ибо там были самые нужные вещи и все то немногое, что напоминало ему о прежней жизни...
Свежий, прохладный воздух немного отрезвил его. Зябко поеживаясь и убыстряя шаги, Андрей без сожаления думал о том, что и шинель свою он оставил где-то. Хорошо, в номере у него запасная, почти новая. А если и ее украли? «Тогда стреляться. Ничего не остается, — подумал он. — Не уезжать же без шинели». На незастегнутом френче звенели кресты...
Маленькая третьеразрядная гостиница, где Андрей несколько дней назад остановился благодаря печальной славе имени генерала Слащева, недавно переполненная народом, гудевшая, как потревоженный улей, поразила его необычайной тишиной. На первом этаже, где размещались портье, чахленький ресторанчик и кофейня, царил разгром — точно внезапно ворвались сюда дикие звери, желающие переломать и переколотить наскоро все, что подвернется под руку. Несколько убитых, мужчин и женщин, было стащено к лестнице и наспех покрыто ковровой дорожкой. Метрдотель, с залитым кровью накрахмаленным пластроном, сидел в кресле, виновато-испуганная улыбка навеки закостенела на его восковом лице. Валялись распоротые кожаные чемоданы, белье, шубы, какие-то бумаги и тысячи никому не нужных врангелевок.
Андрей с благоприобретенной осторожностью солдата начал подниматься на второй этаж. На площадке лежала женщина. Ее юбки были задраны на голову, полные бедра нагло светились белым холодным свечением, а между коленями — штыком в пол — воткнута винтовка. Ясно, гостиница стала легкой добычей какой-то банды.