Андрей Николаевич Белопольский хорошо знал причуды своего командира — служил под его началом достаточно! — и выработал в себе привычку ничему не удивляться. Младший Белопольский был весь в деда — худощавый, поджарый, ширококостный, с породистым лицом и четким профилем римлянина. Портила его лишь презрительная улыбка, которой он, похоже, гордился, и пустые, безжалостные серые глаза, видевшие слишком многое. Он в душе удивлялся теперь Слащеву, который ни с того ни с сего попытался вызвать к проводу главнокомандующего и поставил себя в глупое положение, но вида не подал и с советами не полез — знал, не терпит Слащев советов, — а равнодушно ждал, чем все это окончится и когда он понадобится. И пошел за Слащевым, тоже не спрашивая куда и зачем..
Генерал приказал остановить свой автомобиль возле «Европейской» гостиницы в Симферополе. Здесь, как всегда, при всех режимах, размещались штабы и десятки различных военных учреждений. У входа бравые часовые артикулируют винтовками. Толпились офицеры-добровольцы, взад-вперед носились посыльные, подъезжали офицеры на извозчиках и автомобилях — боевая обстановка, фронт недалеко.
Вызвали дежурного по штабу. Слащев осведомился, здесь ли генерал Кутепов. Бравый подполковник струхнул малость (сам «генерал Яша» внезапно прибыл!), но, собравшись, отрапортовал, как полагается: командующий корпусом изволили отбыть на позиции корниловцев и сегодня вернуться не обещали.
— Чего ж у вас суетня такая здесь, подполковник? — с издевкой спросил Слащев. — Буденного ждете?
Дежурный стал объяснять, что отдел контрразведки представил в Главный штаб списки своих сотрудников на предмет необходимого обмундирования, но списки в Главный штаб не дошли, они пропали, — сегодня ночью выяснилось: один из работников штаба продал их за триста тысяч рублей неизвестному. Ведется розыск.
— Ловко! — зло засмеялся Слащев. — Теперь большевички будут знать ваших контрразведчиков поименно! Желаю здравствовать! Приветствуйте от моего имени генерала Кутепова.
— Будет исполнено в точности, ваше превосходительство! — гаркнул подполковник. — Желаю здравствовать!
— Едем, — приказал Слащев сопровождавшим. — Не попали в штаб, посетим бардак — это одно и то же. — Он вдруг отпустил автомобиль и зашагал по улице, в белой высокой папахе не по сезону, в распахнутой серо-голубой генеральской шинели, хрупкий, как юноша. Адъютант и капитан Белопольский поспешили за ним. В нескольких метрах сзади, не отставая, держались два казака-конвойца.
Кафешантан на Дворянской улице даже в дневное время переполнен. За столиками — пестрая публика, много офицеров, какие-то темные типы, дельцы, спекулянты, женщины легкого поведения, журналисты самых разных направлений. В зале темно от табачного дыма. Воздух застоявшийся, плотный. Пахнет кухней. Снуют официанты в голубых косоворотках и белых фартуках. Рядом с огромной сценой-раковиной без перерыва старается оркестрик. Поет певица: «Кто ж провожает ее на кладбище? Нет у нее ни друзей, ни родных, несколько только оборванных нищих, да еще пара, пара гнедых...»
Большое шантанное представление начиналось в восемь вечера и шло всю ночь. Днем, как свидетельствовала афиша, перед господами завсегдатаями выступают певцы императорских театров, виртуозы-балалаечники братья Комаровские и исполнительница популярных цыганских песен госпожа Одеотти.
Излюбленное место симферопольских контрразведчиков. Тут, в мутной воде, отлично удится рыбка. В задних комнатах играли в карты по-крупному и, конечно, не на деникинские «колокольчики». Имелись кабинеты с отдельным входом. Официанты шепотом предлагали девочек. Сквозь гомон зала прорывались громкие голоса: «Даю фунты! Беру лиры!», «Продаю хлеб!», «Имею вагоны!», «Нужен одеколон!». Смеются, плачут, ругаются. Какой-то бронзоволицый красавец — не то грек, не то цыган — поил полковника. Его сосед, изрядно пьяный офицер, приставал к красавцу, чтоб продал золотой перстень, допытывался, за сколько тот купил его.
Рядом компания «философов», тихие разговоры, сложное меню: consomme Souverian, ростбиф, стерлядь, артишоки в малаге, маре шаль из рябчиков. И все солидная публика — обер-офицеры, интендантские «тузы» в штатском. На обслуге два официанта, в надежде на хорошие чаевые. Только и слышатся приказы: «Почему нет «Шато-Икем», человек?», «Неси-ка водочки, голубчик. Пулей!», «Господа, господа, к рыбке прошу рейнского белого!».
Через столик — шумная и пьяная группа дроздовцев с малиновыми бархатными погонами. «Дрозды» гомонят разом, перебивая друг друга, беспорядочно чокаются, размашисто пьют, разливая водку на мокрую скатерть.