Наведенными справками выяснено: Орлов — самоуверенный авантюрист, мечтающий о власти в Крыму. Его отряд — офицерская группка, чуждая политике, недовольная командованием и армейскими порядками. Контрразведка о нем знала, но ничего не предпринимала и не приостанавливала рост отряда.
Неожиданно контрразведка заинтересовалась Орловым и установила слежку. 20.1.20 г. Слащев потребовал отправки отряда на фронт. Орловцы объявили себя на военном положении. В ночь на 22.1.20 г. отряд выступил. Несомненно, Орлов надеялся на поддержку Слащева. Слащев, однако, не признал «изменника» и неожиданно приказал двинуть против него два полка из Севастополя.
Орлов отдавал противоречивые приказы, которые не выполнялись. Тогда, захватив 10 миллионов рублей в казначействе, Орлов с двумя сотнями своих единомышленников — все, что осталось от отряда, — на рассвете 24.1.20 г. бежал из города по Алуштинскому шоссе.
В Симферополь прибыли Слащев и Май-Маевский. Произвели смотр гарнизону, навели «порядок». Слащев отправил свой отряд в деревню Саблы, где, по слухам, остановился отряд Орлова.
Орлов ушел в Алушту, захватил власть, небольшие суммы добровольческих денег и направился к Ялте. Тамошние генералы Зыков и Покровский объявили мобилизацию и, вооружив отряды, направили их на линию между Ай-Никитой и Гурзуфом. Мобилизованные провели на позициях ночь и самовольно вернулись по домам. Орлов вступил в Ялту и взял город без единого выстрела: никто не захотел с ним сражаться. Зыков и Покровский сдались и были взяты под домашний арест. В Ялте Орлов пробыл неделю. 11.11.20 г. Орлов отступил из города: против него был двинут с фронта сильный отряд полковника Ильина. Деникин был убежден, что Врангель закулисно поддерживает Орлова. Считаю, что выступление Орлова было на руку Врангелю, но они связаны не были.
Назначили сенаторскую ревизию «для всестороннего исследования управления, командования, быта и причин, вызвавших в Крыму смуту, и для установления виновников ее» во главе с генералом Макаренко. Ревизия постановила: «Орлов являлся орудием в руках интриганов, главный же организатор восстания, затеявший подлую политическую игру, — барон Врангель. (Комиссия работала под явным нажимом Деникина и Романовского.)
Шиллинг уговорил Орлова сдаться и отправиться с отрядом на фронт. По пути его ждал Слащев. У Джанкоя произошла встреча. Оружейным огнем орловцы были уничтожены и частью пленены. Орлов с малочисленной группой бежал в горы. В ряд адресов он послал телеграмму: «...Объявляю всем воинским частям, что генералом Слащевым был допущен подлый поступок, недостойный русского офицера, каковым, кажется, себя считает ».
С Орловым бежало 16 человек. Арестован весь штаб с Дубининым. Подпоручики Гартман и Денисов исчезли. Князь Мамулов и капитан Пардузин предали Орлова и сдались раньше, вскоре после ухода отряда из Ялты. Слащев жестоко расправился с пойманными офицерами-орловцами. На платформе станции Джонкой их положили вниз и убивали выстрелами в затылок. Для острастки трупы не убирали более суток. Дальнейшая судьба Орлова неизвестна. Популярность среди молодого офицерства им утеряна окончательно. Для подполья ценности не представляет.
Жду прибытия «Брата».
Баязет».
Глава седьмая. ЮЖНЫЙ БЕРЕГ КРЫМА.ВИЛЛА «БЕЛЬВЕДЕР»
1
Ксения особенно часто приходила теперь на скалу Ифигения и долгами часами сидела одна, на нагретых солнцем голых камнях, глядя в море. Одиночество последних месяцев, гибель любимого озлобили ее, отдалили от людей. Причиной было и ее нездоровье — частые головные боли, усилившаяся слабость, постоянная нервозность. Нервозность была у всех теперь: частая смена властей — белые, красные, зеленые, — навязчивое ощущение притаившейся опасности, неопределенность положения, все ухудшающееся настоящее и безысходность будущего превратили Ксению в человека без возраста, в злую эгоистку, уверенную, что жизнь ее не сложилась и все виноваты в этом. Ксения считала: она — Ифигения, которую люди приносят в жертву злому богу. И даже находила удовлетворение в таких мыслях, во всяком случае — оправдание своим поступкам и образу жизни. Доктор махнул на нее рукой: какими лекарствами ее лечить? Медицина тут бессильна. Да и сама Ксения не желала больше заниматься своим здоровьем и даже говорить про это. Она вообще не участвовала в семейных разговорах, не проявляла ни малейшего интереса к новостям и «политике», которую без устали обсуждали старый князь, доктор и посещавший их профессор Шабеко. Ксения приходила вовремя лишь к обеду — только эта ежедневная процедура и осталась от порядков старого дома, — сидела по обыкновению молча и незаметно исчезала, как ей казалось, не вызвав ни беспокойства, ни даже простого любопытства. Это обижало ее, рождало по-детски мстительное чувство и постоянные мысли о том, как она вскоре умрет и будет лежать в белом гробу, вся в белом, и все вокруг будут плакать и казнить себя за то, что были равнодушны и невнимательны к ней всю жизнь. Она казалась себе девочкой. И это было уже совсем ребячество — ее протест — смешное желание вернуть безмятежное детство и юность, когда все самое интересное и прекрасное свершалось точно само по себе и принадлежало только ей. Зачем она согласилась поехать в этот противный Крым, отправилась в добровольную ссылку? Кому она нужна здесь? Братья воюют, отец, по его словам, делает большую политику, а дед говорит о ней без устали и ругает отца. А Ксения — жертва этой политики. И тут пришло к ней неожиданное и внезапное озарение: она должна уехать, уехать немедля, все равно куда — к людям. Иначе она сойдет с ума, или совершит что-нибудь страшное, или сделает что-нибудь с собой. Но и тогда ведь никто не пожалеет ее. Прочь, прочь отсюда! Куда угодно, только в жизнь, к людям! Тогда Ксения и не догадывалась, что ждет ее и что предстоит ей вынести. Не могла она и подумать о том, с какой болью и тоской будет вспоминать потом дни, проведенные на вилле «Бельведер», кажущиеся ей сейчас постылыми и никчемными, а позднее — самыми благодатными и ничем не омраченными.