Вечерним поездом, в общем вагоне, с фиктивными ровсовскими документами Венделовский выехал в Москву. На перроне его встретил чекист. На извозчике, покрутившись по городу, отвез в Марьину рощу, куда должна была через день прибыть еще одна кутеповская пятерка. Эта предосторожность оказалась совсем не напрасной: по пути в «Кресты» Монкевицу дали возможность сбежать, и он благополучно добрался на явочную квартиру. Тут им предстояло находиться до получения распоряжений из Парижа (а может, и из Москвы, — затаился здесь какой-нибудь из подручных Кутепова, он и прикажет).
Венделовский, наотрез отказавшись составить компанию жестоко пьющему Монкевицу, прождал сутки: указаний не поступало. Кроме хозяина дома никто не появлялся уже вторые сутки. Истомившись бездельем, Венделовский приказал купить ему советских газет, и тут хозяин, отведя его на кухню, огорошил сообщением, что через час за «ноль сто тридцать пятым», за Альбертом Николаевичем Венделовским (ровсовская кличка, данная ему, была «Ленинградец»), придет авто, которое станет за углом, на параллельной улице... Что это? Кутеповская провокация, новая перепроверка после неудачного перехода группы через «окно»? Но кто «расшифровал» его и откуда этой сошке стал известен его чекистский псевдоним? Или именно это обращение и есть пароль, призывающий довериться хозяину явки? Альберт Николаевич не ответил. Он думал. Время шло. Час был на исходе. Открыв дверь в соседнюю каморку, он увидел, как хозяин старательно подливает водку уже довольно пьяному Монкевицу, и упокоился: для него готовился вполне достоверный «уход»...
И вот — о, чудо! — он уже в другой квартире, из окон которой виден большой замерзший пруд и мальчишки и девчонки, катающиеся на коньках. Откуда-то доносится приглушенная музыка. Открывается дверь, и... входит Артузов. Они не виделись почти девять лет. Крепкое рукопожатие и внимательный взгляд друг на друга. Артур Христианович заметно погрузнел, виски — совсем седые, лицо округлилось, под глазами серые тени. Это первое впечатление, и оно как бы тут же стирается: Артузов по-прежнему легок и подвижен. Умные глаза блестят молодо, азартно.
Венделовский докладывает об условиях новой работы, о друзьях и коллегах, которые действуют «слева» и «справа» от него, о «Докторе» и его связных.
— А не кажется ли вам, дорогой Альберт Николаевич, что «Доктор» уже достаточно намозолил глаза парижским властям? Нет ли признаков усталости, которую не передать ни в одном донесении? Подумайте, взвесьте все, прежде чем отвечать. Ведь он — центральная фигура во Франции. И не только во Франции, — Артузов пружинисто прошелся по комнате, прислонился к подоконнику, засунув кулаки под мышки. Ждал ответа спокойно.
— У меня нет подобных ощущений, Артур Христианович, — сказал Венделовский. — «Доктор» всегда готов выполнить любое задание. Поразительный ум, способность анализа. И хладнокровие. Я многому научился у него.
— Мы все должны учиться друг у друга, — несколько отстранение, думая уже о другом, сказал Артузов. И, сев на широкий подоконник, кивнул в сторону катка: — Завидую ребятам. Сам с превеликим удовольствием погонял бы по льду — некогда. Всегда некогда! А вам хотелось бы помолодеть лет на двадцать? У вас нет чувства усталости? Столько лет за кордоном — и все в поездках, в поездках. Тяжело? Может, дать вам отдохнуть, ну… полгода?
— Прикажете по возвращении подать рапорт генералу Кутепову? Нет, Артур Христианович, пока — тьфу, тьфу! — я в порядке. И после того как с таким трудом удалось устроиться в РОВСе, было бы просто неразумно уезжать... ну, в Крым.
— Можно и Лазурный берег организовать. Все в нашей власти, дорогой ноль сто тридцать пятый.
— Но я не прошу отпуска и, честное слово, пока не нуждаюсь в нем.
— Хорошо. С этим ясно, — Артузов сел за стол напротив Венделовского, посерьезнел, нахмурился. — Что считаете главным недостатком своей оперативной работы, товарищ Венделовский?
— Хромает связь с «Центром» и друг с другом. Поэтому, бывает, устаревает и часть разведданных. Связников не хватает. Приходится пользоваться каналами «Доктора». Это опасно для всех вас.