Ее встретила седовласая, сухопарая и чуть сутулая дама в очках, возникшая внезапно на дорожке, — точно ждала.
— Значит, это вы звонили вчера? — спросила она, очень подробно и очень откровенно рассматривая Ксению. — Хорошо, что вы приехали точно в указанное время. Очень хорошо! Но знаете, с вами хочет и должен побеседовать сам Мэтр...
— Я готова, — улыбнулась Ксения. — Но скажите подробнее, пожалуйста, о какой работе, собственно, идет речь?
— Это потом, все потом! — отмахнулась дама, и ее глаза под очками словно увеличились. — Главное, чтоб вас принял, чтоб согласился сам Мэтр... Но — увы! Сегодня он должен был с утра уехать. Извините. И, если сможете, приходите завтра, в это же время.
— Что же, — растерянно сказала Ксения. — Я приду...
Назавтра история повторилась. Ксения приехала в одиннадцать. Зная, что будет представлена Мэтру и от этого испытывая уже непонятную робость, она много времени провела перед зеркалом, решая, какой шарф больше подойдет к ее серому пальто, лиловый или розовый. Остановилась на лиловом. Долго причесывалась, против обыкновения напудрилась... Потом слегка подмазала губы и долго собиралась до Парижа в автобусе. Потом — до Шарентона уже под лениво начавшимся дождем, думая, что от немудреных ухищрений с туалетом и косметикой за долгий путь мало что осталось. Она устала, и у нее испортилось настроение.
Однако и сегодня оказалось, что Мэтр не сможет ее принять: у него маршан — важный покупатель.
— Речь идет о последней картине Мэтра. Ее хотят приобрести сразу несколько галерей. И поэтому... Мадам? Мадмуазель?.. Простите, ваша фамилия? Ах, мадмуазель Белопольски! Вы должны понять и извинить Мэтра. Я прошу вас приехать завтра. Пожалуйста. Я очень сожалею, поверьте, — на этот раз седовласая дама была несколько растеряна. Ей действительно было неловко, но... — Поймите, — взывала она, — в доме слово Мэтра, его время, его занятия живописью — все свято, все требует беспрекословного подчинения.
С трудом Ксения заставила себя сдержаться. Черт возьми! Второй раз тащиться из Сен Женевьев де Буа через весь Париж, чтобы опять уйти ни с чем! Проклятье!.. Но этот прекрасный дом... И запах красок, который проникает даже сюда, вниз, из мастерской. И неведомый, но заинтересовавший ее Мэтр. Это становилось просто любопытным.
— Как имя Мэтра? Хотя бы, — бесцеремонно спросила Белопольская.
Седая дама с ужасом взглянула на Ксению. Ее стрекозиные глаза стали огромными, как блюдца:
— Вы не знаете, куда пришли? Не знаете имени Мэтра? — вопрошала она, непроизвольно повышая голос от негодования. — Но его знает весь мир!
— А я вот не знаю! — дерзко ответила Ксения. — Как вы произнесли? Мэтр N? Да... Кажется, я видела две-три его картины. И что?! Но поскольку я очень нуждаюсь в работе, я приду и завтра, мадам. Предупредите своего хозяина, прошу вас...
«В третий и последний раз», — так решила для себя Белопольская. Она появилась на улице Гравей ровно в одиннадцать, уже взвинченная, сердитая, готовая к новой отсрочке. Чем ближе подходила она к дому, тем сильнее охватывала ее злость, охватывала неотвратимо, и не было, казалось, уже сил сдержать ее, не выплеснуть. Именно здесь, в этом прекрасном и таком благоустроенном доме... Кого здесь не хватает еще, чтобы преклоняться и благоговеть перед Мэтром? Уборщицы? Судомойки? Экономки или секретаря?..
Ей даже захотелось, чтобы хозяина не оказалось дома. Тогда она обязательно скажет этой седовласой стрекозе все, что думает о хваленой французской вежливости, о чувстве человеческого достоинства и порядках в этом доме.
Все оказалось так, как она и предполагала. Смущенная и растерянная мадам начала встречу с извинений:
— Но это так неудачно, так неловко, мадмуазель... Обычно у нас такое не случается. В это время... Тут просто рок — редкий, исключительный случай вашего невезения. Но вы должны понять: Мэтр — не обыкновенный человек. Мы обязаны прощать многие его поступки... Даже его причуды, мадмуазель.
— Не понимаю. Он умер, что ли? — грубо спросила Ксения. — Заболел?
— Как вы могли сказать такое! — замахала руками дама. — Бог мой, как вы могли! Он спит. Он очень устал после ночной работы. Прошу вас, тише. Говорите тише.
— Ах, тише! Ах, устал? — Ксения сама не узнавала своего голоса: столько в нем было ярости и негодования. — Но знаете ли вы, как устала я?! Как мне надоело ездить сюда, в эту дыру, в ваш прекрасный дом. Вы и ваш обожаемый Мэтр отвратительны мне. «Он занят!», «Он спит!». Здесь не ценят достоинства человека. Это непристойно! Позорно! Ноги моей здесь больше не будет!
В это время на площадке лестницы появился высокий, неопределенного возраста человек с гривой красивых седых волос, падающих на плечи, и молодым, бронзовым от загара лицом с повелительным выражением.