Сердце неистово колотилось в груди. Над верхней губой выступили капельки пота. Откуда эта нервозность? Несомненно, я не глупее здешних учеников. И… я не говорю, что я непременно лучше всех или отношусь к высшему обществу и тому подобное… но среди ребят не было видно никого в строгих брюках. Господи, они даже не носили ремни. Может, Меритон и не частная школа, но там, по крайней мере, одевались гораздо приличнее.
Я попыталась сглотнуть, однако горло сжало. Ребята здесь походили на беженцев, снующих по коридорам в поисках корочки хлеба. Прямо приливная волна фальшивого загара и отсутствия стиля в одежде. Я заметила, что начала привлекать внимание. Кто-то смотрел на мое лицо, кто-то – на фигуру. На самом деле я была здесь единственной девушкой в юбке. И в голове пронеслась мысль, что, возможно, раньше они и не видели такого в школе. «Значит, здесь не наряжаются в школу, – отметила я. – С этим можно смириться. Мне это не нравится, но я смогу справиться с этим».
Я начала двигаться сквозь толпу, пытаясь вспомнить папины указания. Второй или третий коридор слева? Наконец я вышла в коридор, где было поменьше народу, и поняла, что потерялась. Выбрав вполне дружелюбную на вид девушку, стоявшую в нескольких метрах от меня, я подошла к ней.
– Привет, – поздоровалась я. – Ты не могла бы подсказать, как добраться до кабинета директора?
Девушка смотрела на меня несколько секунд, а затем ее чересчур загорелое лицо озарилось широкой улыбкой, прямо-таки до ушей. Она подняла руку, чтобы прикрыть рот, и отступила на шаг. Затем опустила руку, ткнула в мою сторону пальцем с ярким накладным ногтем и проверещала:
– О господи! Это девчонка с козявкой!
Глава 4
Пока я шаг за шагом передвигалась по коридору, в мою сторону поворачивались ребята и раздавались смешки. Что за безумие! Фотография и выеденного яйца не стоит, чтобы помнить о ней год спустя. Как они смогли меня узнать так быстро? Я зашагала быстрее, оставляя позади насмешки. Один парень согнулся пополам, фальшиво имитируя истерику. Какая-то страшненькая девушка осмотрела меня с головы до ног, будто я гриб, а затем захихикала. Над чем смеются те ребята возле стены? Надо мной? Но ведь они, скорее всего, девятиклассники. Их даже не было здесь в прошлом году! Что происходит?
Я услышала в голове мамин голос: «Чувство собственного достоинства, Блайт. Чувство собственного достоинства». Она бы знала, как справиться с этой ситуацией. Мама невозмутима. Поэтому я последовала ее примеру. Стиснула зубы, как сделала бы мама. Задрала голову, чтобы избежать зрительных контактов. Расправила плечи и устремилась вперед, как Моисей, переходящий Красное море. Только здесь это было море синтетических материалов и дешевой косметики.
Пытаясь обогнуть одного особо крикливого придурка, я свернула не туда и оказалась в крыле старшеклассников, а затем врезалась в спину высокого, худого, светловолосого парня в очках. Я извинилась и попыталась уйти, но он захлопнул шкафчик и схватил меня за локоть:
– Подожди. Ты кто? Выглядишь знакомо.
Я закатила глаза и отдернула руку. Повернулась, чтобы уйти, но парень встал передо мной:
– Стой! А я тебя узнал. Ты дочка Мак-Муссолини. Ого, а разве ты не должна быть в Меритоне вместе с остальными мажорами? Что привело тебя сюда, в наши трущобы?
Хотя я и знала, что не стоит обращать внимание на местных бабуинов, этот парень вывел меня. Поэтому я применила другую мамину технику – выдать саркастическую тираду, чтобы выставить человека идиотом.
Посмотрев на парня невинными глазами, я сказала:
– Я здесь, чтобы учиться. И позволь рассказать тебе, чему я здесь уже научилась. Ошеломительный прием, который мне оказали этим утром, растрогал меня своей неожиданной формой. Я очень высоко ценю то, как ты поприветствовал меня и изо всех сил постарался вести себя так, будто я не незнакомка, а давно знакомый тебе человек. Этого я точно не забуду. Никогда!
Я не ждала ответа – откинула назад свои каштановые волосы и, пританцовывая, направилась прочь, даже не оглянувшись. Я продолжала идти, пока не нашла чертову администрацию. Но даже не остановилась у стойки. А пронеслась мимо нее, мимо множества секретарских столов прямо в кабинет папы. Он даже не успел сообразить, что должен был разрешить мне войти, а я уже закрыла за собой дверь.
Вид отца пугал. Как будто его в чем-то уличили. Выпученные глаза. Широко открытый рот. Руки болтаются по бокам, будто в рукавах пусто. И вот тогда-то я и поняла – он что-то знает. Знает то, чего не знаю я. Что-то плохое.