Он сразу же начал брать уроки по фортепиано у виолончелиста оркестра Александрийского театра Улиха. Занятия сводились, главным образом, к совместной игре в четыре руки.
Учился Николай прекрасно. Шесть лет он всегда входил в «первый десяток» кадетов. Поэтому ему давали еженедельный отпуск. Он стал посещать концерты, оперу. Неизгладимое впечатление на него произвели оперы Глинки. Преклонение перед творчеством великого русского композитора он пронес через всю жизнь.
Вот слова из его «Летописи»: «Страсть к музыке развивалась. В сезон 59–60 я бывал в симфонических концертах… В Глинку я был влюблен… В опере слышал «Моисея» Россини, «Жизнь за царя», «Руслана» Глинки… На имевшиеся карманные деньги я скупил нумера из «Руслана», полную оперу «Жизнь за царя»… как музыкант я был тогда мальчик-дилетант в полном смысле слова. С Улихом занимался несколько лениво, пианизма приобретал мало; в 4 руки играть ужасно любил. Пения, квартетной игры, хорошего исполнения на фортепиано я не слыхал. О теории музыки понятия не имел, не слыхивал ни одного названия аккордов, не знал названия интервалов; гамм и их устройства твердо не знал, но сообразить мог. Тем не менее, я пробовал оркестровать антракты «Жизни за царя» по имевшимся в фортепианном переложении надписям инструментов… Никто меня ничему тогда не выучил, никто не направил; а было бы так просто это сделать, если б был такой человек».
Итак, Николаю 15–16 лет, а музыкальное образование оставляет желать лучшего. Поэтому с 1859 года он стал заниматься с Федором Ивановичем Канилле. Это был образованный музыкант, пианист, ценитель русской музыки. Учитель поддержал его стремление к серьезным занятиям.
Педагог пришелся по душе. Под его руководством были сделаны первые опыты сочинительства. Однако старший брат — Воин Андреевич решил их прекратить, считая, что трата времени на музыку может неблагоприятно сказаться на учебе в корпусе. По-своему он был прав: 16-летний юноша потерял интерес к морскому делу. Музыка вторглась в его жизнь, отодвинув на второй план все остальное. А тут еще осенью 1861 года произошла встреча с Балакиревым, и молодой Римский-Корсаков стал участником Балакиревского кружка. Он оказался вовлеченным в горячие обсуждения и споры. Юноша был счастлив, что его принимают как равного эти талантливые люди, увлеченные музыкой. Творческие радости были омрачены большим горем: умер отец. Римский-Корсаков тяжело пережил эту утрату.
А осенью 1862 года на петербургской пристани он простился с провожавшими его Балакиревым, Кюи, Канилле. Римский-Корсаков отправился, как и все выпускники корпуса, в кругосветное плавание на клипере «Алмаз». Много ярких образов природы, особенно картин моря, осталось в его памяти со времени заграничного плавания на клипере «Алмаз», Совершенного им в 1862–1865 годах. За время этого долгого плавания он повидал суровые северные моря и тропический океан, чарующее звездное небо южного полушария и экзотическую растительность Бразилии, испытал океанские штормы и штили.
Впоследствии все это, наряду с картинами северной российской природы, служило композитору источником вдохновения. Широко известно, с каким мастерством Римский-Корсаков живописал средствами музыки разные явления природы. Красочные музыкальные картины морской стихии есть в его операх «Садко», «Сказка о царе Салтане», в сюите для симфонического оркестра «Шехеразада» и в некоторых романсах; образы леса с его звуками — в операх «Псковитянка», «Снегурочка», «Сказание о невидимом граде Китеже»; воздушного пространства со звездным небом — в опере «Ночь перед Рождеством»; многим знакома музыкальная картинка «Полет шмеля», включенная в оперу «Сказка о царе Салтане».
Он уезжал с твердым намерением продолжать заниматься композицией. Действительно, он сразу взялся за сочинение Andante для симфонии на тему русской народной песни про татарский полон, предложенной Балакиревым. Это произведение он отправил на суд учителя и получил одобрительный ответ. Трех летнее дальнее плавание дало ему возможность довольно усидчиво заняться композицией.
Радостным было возвращение на родину, где его ждали друзья-единомышленники. Римский-Корсаков оказывается, наконец, в том мире, который стал для него на всю жизнь единственным. Он много и с жадностью читает, играет на фортепиано, стремясь наверстать упущенное в плавании время. Дружеское внимание, поддержка старших членов «Могучей кучки» помогли Николаю Андреевичу почувствовать и себя их товарищем.
Конечно, встреча с Милием Балакиревым бесповоротно изменила жизнь молодого человека. Познакомившись с сочинениями Римского-Корсакова, Балакирев сразу понял, что семнадцатилетнему кадету суждено стать большим музыкантом, и предложил молодому композитору сочинить симфонию — первую в истории русской музыки.
В «Летописи моей музыкальной жизни» Н. Римский-Корсаков писал: «С первой встречи Балакирев произвел на меня громадное впечатление. Превосходный пианист, играющий все на память, смелые суждения, новые мысли и при этом композиторский талант, перед которым я уже благоговел». Вспоминая первые годы знакомства с будущим «ядром» «Могучей кучки», Римский-Корсаков пишет: «…я бывал у Балакирева, часто встречаясь там с Мусоргским и Кюи. Там же я познакомился с В.В… Стасовым. Помню, в одну из суббот Стасов читал нам отрывки из «Одиссеи» в видах просвещения моей особы… Балакирев, один или в четыре руки с Мусоргским игрывал симфонии Шумана, квартеты Бетховена, Мусоргский певал кое-что из «Руслана» …Вкусы кружка тяготели к Глинке, Шуману и последним квартетам Бетховена…»
Римский-Корсаков усердно работал над Первой симфонией, дописывал ее, оркестровал. Симфония писалась под чутким наблюдением и с деятельной помощью Милия Алексеевича. Балакирев с восторгом отмечал: то, что не давалось Кюи, Мусоргскому, да, пожалуй, и ему самому, чем дальше, тем лучше удается Римскому-Корсакову.
В октябре 1865 года она была исполнена в концерте Бесплатной музыкальной школы.
Уже в 1866 году в концерте Бесплатной музыкальной школы под управлением Балакирева исполнялось следующее произведение юного автора — Увертюра на русские темы, а в 1867 году в концерте Русского музыкального общества — Фантазия на сербские темы.
«Дай бог, чтобы наши славянские гости никогда не забыли сегодняшнего концерта, — писал Стасов в статье «Славянский концерт г. Балакирева», — дай бог, чтоб они навсегда сохранили воспоминание о том, сколько поэзии, чувства, таланта и уменья есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов». Эти слова — «могучая кучка», — сказанные мимоходом, стали крылатыми. И хотя критики, враждебные Балакиревскому кружку, употребляли их в насмешку, музыкальной общественностью они были восприняты всерьез, как меткое определение творческой группы полюбившихся ей молодых композиторов. Однако все три произведения Римского-Корсакова — и Первая симфония, и Увертюра, и Сербская фантазия — своего рода лишь «проба пера» талантливого композитора. Только в четвертом произведении — музыкальной картине «Садко» — он нашел свой художественный стиль, определил свойственный ему круг образов и их развитие.
В 1867 году Римский-Корсаков написал «музыкальную картину» «Садко» для оркестра. Именно это сочинение принесло ему заслуженную славу. Молодого композитора пленила сказка о поединке гусляра с Океаном-морем. Стоило приступить к сочинению, как ожили воспоминания о плавании на «Алмазе»: картины бушующего моря и нежной зыби, фосфорического свечения океанских вод, черного южного неба с крупными, блестящими звездами. «Садко» — первая работа, в которой Римский-Корсаков по-настоящему почувствовал собственный творческий пульс.
Композитор предпослал партитуре краткое объяснение: «… Стал среди моря корабль Садко, Новгородского гостя. По жребию бросили самого Садко в море, в дань Царю Морскому, и поплыл корабль своим путем-дорогою… Остался Садко среди моря один со своими гусельками яровчатыми, и увлек его Царь Морской в свое царство подводное. А в царстве подводном шел большой пир. Царь Морской выдавал свою дочь за Окиян-море. Заставил он Садко играть на гуслях, и расплясался Царь Морской, а с ним и все его царство подводное. От пляски той всколыхалося Окиян-море, и стало ломать, топить корабли… но оборвал Садко струны на гуслях, и прекратилася пляска, и море затихло». Сюжет былины о Садко был особенно близок Римскому-Корсакову. Пройдет 30 лет, и он вновь вернется к нему, задумав и осуществив грандиозную оперу-былину «Садко»..