Выбрать главу

— Ну, вы знаете, как это бывает, — просипел он.

Преподобный Обри Джернингем содрогнулся от макушки до пяток. Он выпрямился во весь рост и смерил Елея взглядом. Палец причинил ему значительную физическую боль, однако боль духовная была много сильнее.

— Да, я знаю, как это бывает, — отчеканил он.

— Бывалый человек, — с облегчением сказал Елей.

— Всего хорошего, мистер Шоттер, — сказал преподобный Обри.

Входная дверь с грохотом захлопнулась. На верхней площадке лестницы появилась Долли.

— Чего ты там торчишь? — спросила она.

— Потому что хочу лечь, — ответил Елей, тяжело дыша.

— Ты это о чем?

— Я хочу отдохнуть. Мне нужно отдохнуть, и я отдохну! Долли спустилась в прихожую:

— У тебя просто вымотанный вид, милый!

— Вот именно вымотанный. Если я не расслаблюсь на пару минут, тебе придется вызвать «скорую помощь».

— Пожалуй, я и сама переведу дух. Пыльное это занятие — искать. Выйду подышу воздухом в саду… А что, сейчас еще кто-то заходил?

— Угу.

— Ух ты! У них тут будто своих домов нет, верно? Ну, я вернусь через минуту, дусик. У задней стены вроде бы теплица. Самое место, где старик Фингласс мог припрятать тырку.

Преподобный Обри Джернингем пересек полосу песка, которая служила подъездной дорогой и «Мон-Репо» и «Сан-Рафаэлю», и поднялся на крыльцо мистера Ренна. Он все еще содрогался.

— Мистер Ренн? — осведомился он у элегантно одетого молодого человека, который открыл дверь.

Мистер Брэддок покачал головой.

Уже во второй раз за последние пять минут его приняли за владельца «Сан-Рафаэля», ибо пока священник двигался по Берберри-роуд вниз, полицейский начал снизу и продвинулся вверх.

— Сожалею, — сказал он. — Мистера Ренна нет дома.

— Я зайду и подожду, — сказал преподобный Обри.

— Всеконечно, — сказал мистер Брэддок.

Он проводил посетителя в гостиную, испытывая, хотя и в меньшей степени, то же смущение, которое этот святой человек вызвал у Елея Моллоя. О приходских священниках он знал мало и понятия не имел, как поддерживать разговор.

— Чашку чая?

— Нет, благодарю вас.

— Боюсь, — виновато сказал мистер Брэддок, — я не знаю, где они хранят виски.

— Я воздерживаюсь от спиртных напитков.

Беседа не клеилась. Его новый знакомый действовал на Уиллоуби Брэддока все более угнетающе. Никак не встреча двух родственных душ. И что-то его свербило, или мистер Брэддок очень и очень ошибался.

— Вы же священник, верно, и все такое прочее? — спросил он после затянувшейся паузы.

— Да. Я преподобный Обри Джернингем. Я только что принял этот приход.

— А? Симпатичное местечко.

— Где все ласкает взоры, — сказал преподобный Обри, — и мерзок человек лишь.

Вновь наступило молчание. Мистер Брэддок рылся в уме, ища, что бы такое сказать, и обнаружил, что понятия не имеет, о чем болтают между собой духовные лица.

Он хотел было спросить своего гостя, почему епископы носят на шляпах что-то вроде шнурков для ботинок — тайна, всегда его интриговавшая, — но затем решил, что тот может подумать, будто у него выведывают профессиональные секреты, и оскорбится.

— Как поживает хор? — осведомился он.

— Хор вполне удовлетворителен.

— Это хорошо. Орган в порядке?

— В полном, благодарю вас.

— Чудесно! — сказал мистер Брэддок, чувствуя, что продвинулся вперед. — Знаете, там, где я живу, в Уилтшире, у местных святых отцов все время всякие неприятности с органами. То есть, я хочу сказать, с церковными органами. Меня то и дело доят на органные фонды. Почему бы это? Я часто недоумевал.

Преподобный Обри Джернингем воздержался от философских построений на предложенную тему.

— Так вы не живете здесь, мистер?…

— Брэддок моя фамилия. Уиллоуби Брэддок. Нет-нет, я здесь не живу. Просто зашел. Друг семьи.

— А? Значит, вы не знакомы с… с джентльменом, который живет в соседнем доме? Мистером Шоттером?

— Да нет, знаком! Сэм Шоттер? Один из ближайших моих друзей. Знаю его годы, годы и годы.

— Неужели? Не могу поздравить вас с выбором друзей.

— Как так? Чем Сэм плох? — осведомился мистер Брэддок.

— Только тем, мистер Брэддок, — сказал преподобный Обри, и его подавляемый гнев выплеснулся, точно кипяток из чайника, — что он открыто живет во грехе.

— В чем открыто?…

— Во грехе. В самом сердце моего прихода.

— Я что-то не пойму. Как это — открыто во грехе?

— Я слышал из собственных уст этого Шоттера, что он холост.

— Правильно.

— И все же лишь несколько минут тому назад я вошел в его дом и обнаружил, что там обитает женщина.

— Женщина?

— Женщина.

— Но этого не может быть. Сэм не такой. Вы ее видели?

— Ждать, чтобы ее увидеть, я не стал. Я слышал ее голос.

— Все понятно, — проницательно заметил мистер Брэддок. — Какая-нибудь гостья. Заглянула на минутку, знаете ли.

— В таком случае, что она делала у него в спальне?

— У него в спальне?

— У. Него. В. Спальне. Я зашел сюда предупредить мистера Ренна, у которого, как я понял из слов мистера Корнелиуса, живет молодая племянница. Предупредить, чтобы он тщательно избегал даже подобия добрососедских отношений между двумя домами. Вы полагаете, мистер Ренн скоро вернется?

— Не могу сказать. Но послушайте, — взволнованно продолжал мистер Брэддок, — произошла какая-то ошибка.

— Вы случайно не знаете, где он может быть?

— Нет… а впрочем, да. Он сказал что-то про Корнелиуса. Они вроде бы играют в шахматы или вообще во что-то. В игру, — добавил мистер Брэддок, — в которой я так и не понял, что к чему. Ну да в заумных играх я не силен.

— Я направлюсь в дом мистера Корнелиуса, — сказал преподобный Обри, вставая.

— А в маджонг вы не играете, а? — спросил мистер Брэддок. — Вот игра, которую я…

— Если он не там, я вернусь.

Оставшись один, Уиллоуби Брэддок обнаружил, что утратил желание выпить чаю. Клэр, горячо благодарная ему за оказанную услугу, поджарила хлеб с особой старательностью, но и поджаренные ломтики его не прельстили. Он закурил сигарету и направился повозиться в моторе, что всегда помогает мышлению.

Но даже карбюратор, страдавший одним из тех увлекательных недугов, которым подвержены карбюраторы, не пролил бальзама на его смятенную душу. Он был очень расстроен и встревожен.

Он забрался на одно из двух мест своего автомобиля и предался мрачным размышлениям, а затем донесшиеся с улицы голоса возвестили о возвращении Кей и Сэма.

Они болтали самым наидружеским образом — со своего места Уиллоуби Брэддок отлично расслышал звонкий счастливый смех Кей, — и мистеру Брэддоку, хотя он был не более суровым моралистом, чем все его поколение, показалось, что положение сложилось ядовитое. Он выбрался на тротуар.

— О, привет, Уиллоуби! — сказала Кей. — Замечательно. Ты только что подъехал? Заходи, выпей чаю.

— Я выпил чаю, спасибо. Эта Клара меня напоила, спасибо… Послушай, Сэм, можно тебя на пару слов?

— Выкладывай, — сказал Сэм.

— С глазу на глаз, ты не против, Кей?

— Пожалуйста! А я пойду распоряжусь насчет чая.

Кей исчезла в доме, а Сэм, глядя на мистера Брэддока, с изумлением заметил, что лицо его друга заалело, а глаза глядят на него с невыразительным упреком.

— Что случилось? — спросил он. Уиллоуби Брэддок откашлялся:

— Ты знаешь, Сэм…

— Не знаю, — сказал Сэм, так как мистер Брэддок умолк.

— …ты знаешь, Сэм, я не… никто не назовет меня… черт побери, из головы вылетело…

— Красавцем? — подсказал Сэм.

— На языке вертится… Пуританин! Вот это слово. Я не пуританин. Не ханжа, знаешь ли. Но, право же… но, честное слово, Сэм, старина… Я хочу сказать… а, черт!