Мелиор поморщился и передернул плечами, словно одни слова погружала его в пучину неприятных воспоминаний.
— Что за тьма? — прервал неспешный рассказ Мелиора один из хранителей, чью высокую фигуру я заприметила сразу, как только начала замечать тех, кто меня окружает. — Разве Межмирье не единственный путь, по которому отправляются все существа, населяющие миры высших?
— Нет, — наставник покачал головой, срываясь со своего импровизированного ложа и начиная расхаживать по помещению между адептами. На его лицо ложатся тени, и Мелиор хочет это скрыть, низко опуская голову. — Есть иные пути, бесславные, разрушающие.
Его голос затухает, но хранители ждут, застыв с поднятыми головами и перьями наизготовку. Мелиор посмотрел на меня и приподнял бровь.
«Что все это значит?» — безмолвно спросила я Мелиора, и он покачал головой, словно понял мой бессловесный вопрос.
— Высшие владеют такими пределами, о которых нам с вами лучше не знать, — сказал Мелиор с грустной полуулыбкой на губах, но все равно продолжил. — Они владеют пустотой. По пути забвения идут лишь те, кто сам того захотел, либо те, кого боги наказывают. Пустота поглощает разум, развеивая его в пыль, она питается душами, высасывая из них все светлое и темное. Пустота поглотит вас навсегда, отобрав не только ваши воспоминания, но и воспоминания тех, кто когда-то вас знал. Вы исчезните, словно вас никогда и не существовало.
— А Межмирье? — робко спросила Анни — та девушка, что беззаветно влюбилась в нашего ректора и до сих пор сидела со мной на лекциях у Аврелиана, ненавидя законы Олимпа так же, как ненавидела их я. Только это нас и роднило.
— Ирида и Драко справедливо правят землями мертвых, — сухо ответил Мелиор, все еще пребывая в каких-то своих невеселых думах. — Они соблюдают порядок, установленный высшими, и разумно распоряжаются тенями, кого-то оставляя в сумраке, кого-то направляя к свету. Этой темы мы еще коснемся, когда начнутся практикумы и общие занятия с престолами, — пообещал нам Мелиор, и Анни просияла. В столовой она обращала свой взор на пространственников чаще, чем остальные. И я подозревала, что престолы — это еще одна ее слабость, наряду с ректором.
Рука одного из хранителей взметнулась вверх, а я подумала о том, что хоть что-то в этом и моем мире схоже. Адепт, которого я заприметила среди остальных, пятерней убрал с лица длинные платиновые волосы, его стальные холодные глаза сейчас тревожно блестели, замерев на одной точке.
— Мелиор, простите, но вы не сказали, как Межмирье и земли мертвых связаны с хранителями? — спросил парень, нервно теребя перо в длинных пальцах. — Мы тоже становимся тенями?
— Нет, — с улыбкой ответил наставник, и я услышала единодушный возглас облегчения. — Хранители — это дети богов, которые рождены от смерти высших. Умирая, создатель распадается на сотни светящихся божественных искр, и они продолжают гореть в нас с вами, в каждом хранителе, который появляется во вселенной. Хранители навсегда остаются в мирах, населенных разумными существами, потому что они сами — выходцы этих миров. Вы обучаетесь в Храме для того, чтобы и дальше служить во благо.
«Все, но только не я!» — подумалось мне тоскливо, и я снова припомнила Аврелиана недобрым словом.
«Неужели ему придется умереть, чтобы я получила обещанную искру, или есть еще какой-то способ для того, чтобы поделиться своей божественностью? В первом случае, мне придется вечность торчать в Храме, а не семь лет, ожидая, пока Аврелиан не закончит свой небесный путь. Стану местным привидением или кем тут становятся неприкаянные души?»
— А до Храма хранителей тоже обучали в каком-то… месте? — полюбопытствовала Ани, а Мелиор кивнул, скривив губы.
— Было нулевое пространство, неприметное, серое, стерильное, как медицинский скальпель, — кисло ответил ей Мелиор. — Будем же благодарны Аврелиану и Злате, которым пришла в голову самая светлая мысль — мысль о создании дома для всех детей Олимпа.
От патетики у меня свело зубы и засвербело между лопатками, и я обернулась, желая удостовериться, что никто не прожигает мою спину пристальным взглядом. Ощущение, словно меня преследуют чьи-то глаза никак не проходило, но позади меня разместились всего лишь трое хранителей — девушка с волосами, стянутыми в хвост, и ее приятели, уткнувшие носы в раскрытые страницы учебников. Никто на меня не смотрел.
— На ближайших занятиях я в мельчайших подробностях расскажу вам о чести быть хранителем, — сказал Мелиор, снова опускаясь на бархатные подушки своего трона и прикрывая глаза. — Продолжим лекцию завтра, а сейчас отправляйтесь к Робусу, он как раз освободился. И не забудьте перекусить, — раздался нам вдогонку заботливый голос наставника. Я, разве что, слезу от умиления не пустила, потому что Мелиор носился с каждым из нас так, словно со своей божественной искрой.
— Здорово у них это работает, — догнал меня голос одного из хранителей, и я повернула голову, натыкаясь на взгляд серых глаз. — Ллойд, — представился парень, смахивая со лба длинную платиновую челку.
— Ты о чем? — спросила я его, желая поддержать беседу. Меня избегали, и никто, кроме Анни, не решался сидеть рядом или обращаться ко мне. За несколько прошедших недель такое отношение начинало раздражать.
— Их ментальная связь, — объяснил Ллойд свои мысли, легко коснувшись длинными пальцами виска. Мне приходилось запрокидывать голову, чтобы следить за движениями его пальцев, так Ллойд оказался высок.
— Ты прав, это необычно, — пожала я плечами, припоминая, как наставники время от времени прикрывали глаза, словно погружаясь в мгновенный транс.
В Храме не звенел звонок на перемены и занятия, а гонг оповещал лишь о начале завтрака. Все остальное время мы перемещались по аудиториям, ориентируясь на слова самих наставников и на их ментальную связь. Когда один заканчивал, то сообщал другому, и нас посылали на следующее занятие. Иногда случалось, что наставники встречали старшие курсы с практики или же отправляли на нее, и нас отпускали гулять в долину, а часто лекции читали адепты, заканчивающие седьмую ступень Храма, в перерывах между перемещениями по мирам.
Ллойд дошел со мной до буфета, отстоял небольшую очередь за перекусом, и бесцеремонно опустился рядом за круглый деревянный столик, отодвигая для меня стул. И все это без тени улыбки на лице или внимательного заинтересованного взгляда. Я не собиралась заводить знакомства среди адептов, тем более хранителей, но, устав от одиночества, благодарно приняла молчаливое предложение Ллойда дружить.
— Ты единственная среди нас, кто помнит свое прошлое, — сказал он, когда мы оба покончили с перекусом. — Каково это?
Я приподняла брови, стараясь разгадать, только ли поэтому Ллойд сел со мной за один столик. Он чаще остальных беспокоил наставников вопросами, интересовался историей Олимпа, зависал по вечерам в библиотеке. Именно поэтому я выделила Ллойда среди других, ну, или из-за его необычного роста.
— Поверь, это самое ужасное, что могло бы с тобой произойти, — очень тихо ответила я Ллойду, отводя глаза в сторону. — Радуйся, что ты никого не помнишь из своей прошлой жизни, иначе тоска по ним разрушила бы все очарование этого места.
— Именно это происходит с тобой? — спросил меня Ллойд, но я не ответила, первой вставая из-за стола. Робус ждал нас снаружи, а стены Храма сейчас давили, угрожая лишить меня спокойствия, достигнутого таким тяжелым путем. Я буквально бежала по широкой дорожке, следуя привычному маршруту и обогнав всех остальных.
Наставник инитов встретил хранителей молчаливым жестом, повелев следовать за собой. Робус всегда ожидал нас недалеко от здания, на пересечении садовых тропинок, и вскоре все адепты первой ступени собрались около него.
— Сюда, — позвал он нас, резко отдаляясь от тропинки и шагая прямо в заросли какого-то странного кустарника, от сладкого запаха которого многие расчихались. — Ступайте осторожно, есть риск провалиться и повредить себе что-нибудь.
Я обернулась. Величественное здание Храма играло на солнце ослепляющими искрами, когда мы нестройными рядами потянулись за Робусом, исчезающем в таинственных зарослях. Наставник остановился только в самом конце сада, где высокая северная башня закрывала от нас лучи солнца, и указал на просторный облачный ковер, раскинувшийся прямо посреди тенистого фруктового сада у нас под ногами.