Их глаза встретились. Его спокойный осознанный взгляд уперся в полные ненависти глаза. Было неприятно, но вопреки всем ожиданиям и пересудам… ее лицо не было уродливым! Сомнений в этом не оставалось. В сравнении с тем, что он ожидал увидеть — лицо ее было совершенно…. Ненавистно суженные глаза с расширенными, полными злобы зрачками, обрамляли локоны блестящих рыжих волос, местами сплетенных в косы. Нос ровный и прямой, чуть вздернутый кончик которого злобно заострился. Полные, хотя и плотно сжатые губы, и правильный, чуть выдающийся вперед подбородок. Сильная, но красивая шея, подчеркивающая ее осанку. А главное, ее кожа… Чуть золотистая, мягкого серого тона, и совершенно чистая. Если не считать застарелой ссадины с кровоподтеком на ее скуле….
На пару минут, кузнец забыл зачем пришел. Он просто стоял и зачарованно любовался ее лицом. Взгляд его был каким-то чистым и совершенно открытым…
Странно, но это смутило ее. Она вдруг заморгала и опустила взгляд, будто получив пощечину.
Однако он все же пришел в себя: в след за шлемом в угол полетели и латы, и наручи, и все одеяние, что на ней оставалось к тому моменту. У него были проворные, теплые руки и сердце ее стучало сильнее, когда он задевал ее. Еще никому и никогда не было позволено так касаться ее. Тем более смертному! Но его это не заботило. В голову пришла фраза: «Победителю можно все». Но она тут же прогнала ее.
Наконец, закончив с латами, он снова заглянул в ее глаза. Она отвернулась. Подумав о чем то, он решительно обнял ее, бесцеремонно прижавшись небритой щекой к обнаженной груди. Возмущению не было предела, но, случилось неожиданное: Скользнув по ее сильной спине, руки кузнеца нащупали узел и… его не стало!
Она не сразу осознала, что мешковина упала на пол и крылья ее теперь свободны. Она вздохнула с облегчением и хотела скорее расправить их. Но крылья слишком долго были связаны и так затекли, что тут же отозвались ноющей болью.
Остановившись на этом, кузнец ушел. Но дверь оставил открытой. Когда вернулся, в руках его были два больших деревянных ведра, наполненные до краев. Ослабив натяжение цепи, он подошел ближе. Она не заставила себя ждать, и резко ударила его. Кузнец, ожидая чего-то подобного, ловко увернулся и перехватил руку. Но острые коготки все же дотянулись до его шеи. Было больно, но попади она точнее, он бы уже лежал на полу в луже собственной крови.
Она тут же поняла, что совершила глупость. Сантиметром выше, и его артерия могла лопнуть. А она провела бы остаток жизни в цепях, неизвестно где. Желание совершать необдуманные движения резко поубавилось.
Внимательно рассмотрев инкрустированные золотой филигранью когти на ее ровных пальцах, он снова натянул цепи. На что она недовольно фыркнула.
Взяв ведро, кузнец обошел ее сзади. Потрогал крылья и услышав болезненный стон, понял, что ему ничего не угрожает. Набрав ковш воды, он приступил к мытью, облив для начала ее спину и плечи.
Она съежилась по привычке, но на сей раз вода была теплой. Почти горячей! Следующим сюрпризом стало душистое мягкое мыло, которым он обильно покрыл ее. Крылатая дева не совсем поняла, что происходит, но решила пока не дергаться. Тем более, что шершавая губка в его руках уже приятно шоркала ее спину, плавно огибая основание крыльев.
Кожа крылатой девы не везде была однородной: от лопаток до поясницы она плавно переходила от серовато-золотистого к коричневатому цвету. Кроме того, текстура ее была иной, нежели у обычного человека, слегка рифленой на ощупь и более плотной. Кузнец тщательно оттирал засохшую кровь, остатки прилипшей травы и помета. Слегка не уверенно, но зато пристрастно, он ощупывал ее мышцы, особенно те, что уходят к крыльям. Это не было противно. Скорее необычно для нее. Конечно, потом, она оторвет ему за это голову, за все сразу. Но пока, пожалуй, потерпит.
Отмыв спину, он спустился ниже. Теперь губка коснулась ягодиц, и душистая мыльная пена потекла по ее ложбинкам. От его неторопливых стараний, гарпия немного разомлела, забыв на миг, где находится.
Закончив с ногами и руками, кузнец ополоснул ее и вернулся за вторым ведром. Лицо его было невозмутимо, хотя ранки сочились сукровицей и причиняли неудобства.
Смочив губку снова, он обильно полил пеной ее грудь и живот. Шоркал, не торопясь и осторожно, не забыв, впрочем, ощупать налитую грудь и плотный живот. Когда он это делал, гарпия заметно вздрагивала, и соски ее твердели. Кузнец, заметив это, с опаской прильнул губами сначала к одному, а потом и к другому… На что она негодующе зашипела. Странно, но он почувствовал на губах привкус молока.