— Ох, Джилл, спасибо большое.
Я крепко обнял и прижал её к себе.
— С тобой всё будет хорошо?
— Да… Наверное.
— Если что — звони, мы с Майком всегда на связи, в любое время суток. Не стесняйся!
Майк стоял в двух шагах от нас, переминаясь с ноги на ногу. Он сочувственно кивнул мне, и я ответил тем же.
Я тихонько закрыл за ними дверь и прошёл на кухню. Достав из верхнего шкафчика большой стакан и бутылку бурбона, я налил половину и выпил залпом. Затем налил ещё.
— Мистер Форестер!
Ко мне подошла миловидная женщина лет сорока и опасливо посмотрела на пустую бутылку.
— Эмили спит. Я, пожалуй, тоже пойду прилягу, если не нужна вам.
— Идите, Джейн.
— Доброй ночи.
Я усмехнулся. Доброй ночи у меня уже никогда не будет. Я потряс бутылку рукой. Пусто. Нужно потом купить ещё пойла. Закупиться впрок. Я сухо засмеялся.
Поднялся наверх и прошёл мимо детской. Я уже три дня хожу мимо детской, не в силах переступить порог этой комнаты. Слёзы душили меня. Открыв дверь своей спальни, я осмотрел пустую тёмную комнату. Неуклюже сняв с себя рубашку и брюки, я улёгся на кровать, не расстилая её и крепко уснул. Гребаный бурбон сделал своё дело!
Наутро я почувствовал тошноту. Меня вырвало, как только я переступил порог ванной. Я убрал за собой и умылся холодной водой. Спустившись вниз, я столкнулся с Джейн. Она холодно смерила меня взглядом и кивнула в знак приветствия. Я взял ключи и вышел из дома. Доехав до кладбища, я упал головой на руль. Протяжный звук клаксона заглушил мои рыдания. Я просидел в машине около трёх часов, но так и не смог выйти наружу. Затем завёл двигатель и рванул домой.
Джилл была у нас и хлопотала возле люльки, стоявшей посреди гостиной. Я бросил ключи на комод и поднялся наверх. Я слышал, как она крикнула в сердцах: «Джон Форестер!». Но мне было насрать. Глубоко насрать на всё, что она пыталась до меня донести. Я сел на кровать и открыл очередную бутылку бурбона. Крепкий алкоголь обжигал горло, и тепло разливалось по всему телу.
Дверь распахнулась, явив Джилл.
— Тебя не учили стучать?
— Ты что, до сих пор пьёшь?!
— Оставь это, Джилл! Каждый справляется с этим как может.
— Твою мать, Джон! У тебя маленький ребёнок! Который нуждается в заботе и уходе, а ты напиваешься день изо дня в хлам!
— У ребёнка есть няня. И именно за уход и заботу об этом ребёнке она получает мои деньги!
— Ты — скотина! Пьяная скотина!
Джил подлетела ко мне с кулаками и стала бить меня в грудь. Я молча стоял и смотрел на стену позади неё. Она начала рыдать и сползала к моим ногам на пол. На моих глазах предательски проступили слёзы. Джилл билась в рыданиях. Я сел рядом и обнял её, прижимая к своей груди. Двое взрослых людей сидели и давали волю своим чувствам в тёмной комнате. Через время стало легче дышать. Дыхание восстановилось. Мы всё ещё молча сидели на полу. Наконец Джилл заговорила:
— Так нельзя, Джон.
Я громко сглотнул.
— Я не могу так жить, Джилл. Не могу, видит Бог. Без неё всё не то.
— Я знаю, милый. Знаю.
Она обняла меня и тихо всхлипнула:
— Там внизу твоя кровь и плоть от той единственной, которой больше нет. И ты обязан любить её, как любил её мать.
— Люблю! — ответил я грубо. — Любил… Ты в своём уме?! Не смей так говорить о моих чувствах!
— Извини, Джон. Я не то хотела сказать. Но нельзя так. Кэт не хотела бы такой жизни для своего ребёнка. Ты должен переступить через горе и стать отцом для этой малышки.
— Я не могу, — ответил тихо.
— Можешь! — Джилл развернулась ко мне. В её глазах застыла боль. — Можешь! Ты сейчас встанешь и пойдёшь со мной вниз и посмотришь на свою дочь! Слышишь меня?!
— Нет, Джилл… Нет…
— Джон Форестер! У тебя помимо своего горя есть и другие обязанности! И если ты не переступишь через себя, ЕЁ, как и Кэт, заберут у тебя! Ты хоть понимаешь это?!
Я испуганно посмотрел в её глаза. Джилл встала и ушла.
Кэтрин умерла при родах. Когда мне попытались вложить ребёнка в руки, я отрицательно покачал головой. Но Джилл тут же схватила малышку, и, уладив все юридические вопросы, не отпускала её до дома.
Няня появилась как по мановению волшебной палочки. Я не в состоянии был вообще что-либо делать самостоятельно. Даже организовать похороны. Только сейчас я понял, какой сильной приходилось быть Джилл. Она взяла отпуск на работе и первый месяц посвятила себя мне и малышке.
Я ещё долго сидел на полу в спальне, пытаясь осмыслить наш разговор. Я слышал, как захлопнулась входная дверь. Слышал шаги наверх. Слышал колыбельную и плач ребёнка. Потом слушал тишину. Долго. Затем уснул. На том же полу.