Твой отец был очень удивлен, но, разумеется, согласился.
"Второе: когда я приду, ты будешь обязан передать мне нечто, не имеющее никакой цены в золоте,- повелительно добавил флорентиец.- Я же, со своей стороны, обязуюсь пустить это нечто в рост и некогда вернуть тебе с прибылью"
Твой отец начал было клясться, но флорентиец оборвал его.
"Не нужно клятв,- сказал он.- Достаточно простого обещания. В залог нашего договора сохрани этот знак".
И флорентиец вложил в руку ослепленного повязкой Умара половинку разрубленного надвое золотого флорина.
Затем флорентиец сел на коня и уехал. Когда Умар обрел способность посмотреть ему вслед, пыль, поднятая копытами, уже осела на окоеме земного предела.
Умар и Гюйгуль вернулись в Египет, и там у них родился сын, в котором ты, дорогой племянник, легко угадаешь самого себя. Целый год они жили счастливо, хотя - и в некотором смущении по поводу безымянности своего сына. Объяснить людям ее причину было нелегко.
И вот однажды, поздним вечером, за стенами дома раздался тихий стук. Твой отец встрепенулся, безошибочно узнав повелительную учтивость перстня, сидевшего на указательном пальце флорентийца.
Твой отец признавался потом, что вздохнул с облегчением, направляясь через садик к двери: ведь спустя несколько мгновений ты должен был обрести имя.
Флорентиец вошел, держа в руках свернутый франкский плащ. Сославшись на спешку, он вежливо отказался присоединиться к трапезе и блеснул в сумраке второй половинкой флорина, что хранилась у него в кошельке.
"Все мое имение по праву принадлежит тебе, чужестранец",- сказал Умар.
"Вижу, что дела твои поправились и богатство прибыло,- с добродушной улыбкой заметил гость.- Значит, судьба действительно благоволит к тебе, славный воин. Я сдержу свои обязательства и не потребую лишнего. Я пришел за твоим первенцем".
У твоего отца подкосились ноги, и он опустился на колени.
"Клянусь Аллахом, лучше умереть!" - в отчаянии проговорил он.
"В таком случае я ухожу,- без всякого огорчения сказал флорентиец,- а ты остаешься здесь... в темнице".
И он, повернувшись к Умару спиной, сделал шаг наружу.
Собрав все свои силы и поборов отчаяние, Умар предложил роковому гостю остаться.
"Бери свое, добрый человек,- смирился он.- Я обязан исполнить договор".
И вот Умар попросил твою мать Гюйгуль уйти во внутренние покои, а сам втайне от нее вынес тебя в сад и передал флорентийцу. Тот бережно обернул тебя белым плащом с алым знаком франкских тамплиеров и сказал:
"Я тоже обязан исполнить наш договор, славный воин. Я обещаю и даже клянусь, что твой сын вырастет искусным и крепким воином, и он ни в чем не будет испытывать недостатка. И я обещаю, что однажды ты увидишь его и удивишься той высоте, на которую он будет вознесен".
С этими словами он вышел на улицу, а твой отец остался стоять перед дверями, словно каменное изваяние.
Они с матерью долго горевали, потом у них рождались дети, но все оказывались дочками, и, когда твоя мать Гюйгуль умерла, Умар продал почти все имение и пустился в дорогу на поиски сына.
Увы, у меня не хватило сил удержать его. Однажды, спустя десять лет безуспешных поисков, он встретился мне в Дамаске. На нем была шерстяная накидка дервиша и желтый тюрбан. Он говорил какие-то несуразные вещи о райских садах и о том, что тебя забрали ангелы на какую-то свою горную вершину. Мне показалось, что у него повредился рассудок, и вновь я пытался убедить его вернуться под родной кров. Однако он был неумолим и все твердил о том, что все ангелы когда-то были людьми и что ты случайно упал с небес и вовсе не должен был рождаться из человеческой утробы".
Так настала моя очередь рассказывать старику все удивительные сны, которыми, казалось, уже была доверху полна моя новая память.
Но прежде, не вытерпев, я задал вопрос:
- Дорогой дядя, как же ты узнал меня после стольких лет?
- Это самая простая из всех загадок нашего рода,- тихо засмеявшись, ответил дядя.- Я видел тебя во младенчестве и видел стоящим перед султаном. Твои одежды были порваны в сражении, и я, благодарение Аллаху, смог различить своими немощными глазами крупную родинку на твоей груди, под левым соском.
Удовлетворив свое любопытство, а вернее расставшись с каким-то смутным подозрением, я набрался духу и вспомнил то странное светило, не похожее ни на солнце, ни на луну, что висело надо мной во тьме более густой и черной, чем смола драконового дерева.
Дядя слушал, весь превратившись во внимание. К середине рассказа он стал раскачиваться из стороны в сторону, потом опустил веки, а когда я добрался до площади, усеянной телами джибавии, он, наоборот, широко раскрыл глаза.
В некотором смущении, если не сказать страхе, завершал я свое повествование, и, уже собравшись было показать дяде удивительную реликвию, доставшуюся мне при самых необъяснимых обстоятельствах, я в конце концов переменил решение и отложил последнюю тайну до более спокойного часа.
- О Великий Аллах! Какая беда! Какая беда! - запричитал дядя, когда я добрался до подножия румского трона и своими глазами увидел задушенного султана Масуда Третьего.
- Какая беда? Откуда она взялась? - изумился я.
- Такая ужасная беда, мой дорогой племянник! - все качал головой дядя.Даже если бы мне было известно твое имя, данное тебе чужими людьми, я не мог бы его назвать, ибо в тот же миг ты бы достал спрятанный под одеждами гибкий кинжал и бросился бы исполнять повеление. Такова тайная сила главы ассасинов.
- Ничего не понимаю дядя,- в свою очередь продолжать недоумевать я,- и вовсе не собираюсь исполнять чье-либо повеление.
- Хочешь - не хочешь, а исполнишь,- вздохнул визирь султана.Флорентиец с хашимитской кровью тоже исполнил его, хотя его целью не было убийство. Из тебя действительно вырастили сильного и крепкого воина, несмотря на кажущуюся тщедушность. Повелители ассасинов умеют создавать обманчивую внешность. К тому же они всегда ценили полукровок. Хотя ты ничего не помнишь, но ты, пока рос, ни в чем не испытывал недостатка, ибо о воспитанниках-ассасинах ходят легенды, будто они живут в райских садах, что разбиты в стенах таинственных горных замков, едят невиданные блюда, а прислуживают им прекрасные пери, которые не снились и самому Синдбаду-Мореходу.