В его взгляде я различил скорое явление нового чуда и, увы, не ошибся.
- А теперь, дорогой племянник,- медлительным и властным тоном произнес дядя,- крепко возьми себя в руки. Представь себе глыбу вечного льда, лежащую на вершине горы, и помести в нее свое сердце, как учили тебя в горной твердыне повелители ассасинов.
- Такого упражнения я тоже не помню,- ответил я дяде, предчувствуя явно не добрый поворот в делах.
- Тем лучше оно удастся тебе,- сказал дядя и замолчал.
Я нарочно оттолкнул от себя подальше эту воображаемую глыбу вечного льда, однако мгновение смутной тревоги и робости минуло, и на душе воцарилось вдруг такое блаженное спокойствие, что я был готов теперь к тому, что сам дядя превратится на моих глазах в самого ужасного ифрита. Что-то в этом роде в конце концов и произошло.
Пересчитав появившиеся на небосводе звезды, дядя опустил глаза и ласково положил мне руку на плечо.
- В стране смута,- с неподдельной грустью произнес дядя.- Страна разорена. Так или иначе, Масуд Четвертый обречен.
- Не знаю, что происходит в стране,- заметил я,- но мне теперь хорошо известно, что в ней лучше быть последним нищим, чем султаном.
- Вижу, что ты достиг вершин мудрости,- тихо рассмеялся дядя.- Я отдал полвека тому, чтобы знать, что в этой стране происходит, и до сих пор не достиг желаемого. Ты же, мой дорогой племянник, можешь не тревожиться, поскольку знаешь не меньше султана, а, возможно, и больше его.
- Я не поспеваю за этими переменами,- сказал я, заметив, что раздражение пробило брешь в стене моего спокойствия.- Вчера я не должен был никоем образом убивать султана, а сегодня, напротив, уже должен во что бы то ни стало его прирезать...
- Не "во что бы то ни стало", а наиболее выгодным для тебя и государства способом,- уточнил дядя.
- Не желаю никого убивать,- отрезал я.
- Хорошо понимаю и поддерживаю твой душевный порыв,- вздохнул дядя.- Но я вспоминаю бейты, написанные одним весьма разумным человеком:
Ведь древняя мудрость нам так говорит:
Иль царь убивает, иль сам он убит.
Еще вчера я пришел к мысли, что тебе необходимо опередить того, кто должен произнести твое имя. Тогда тайная воля раз и навсегда потеряет свою силу, и ты станешь свободным.
- И уже никогда не узнаю свое имя,- усмехнулся я.
- Разве имя, данное повелителем ассасинов, можно считать настоящим именем? - поверг меня в замешательство дядя и добавил: - Не будь нетерпелив, как твой отец. Придет час, и Всемогущий пошлет тебе настоящее имя, и раз уж Создатель всего живого послал тебя мне, значит, мой долг спасти тебя. Султанов может быть много, а племянник у меня только один.
- Благодарю тебя, мой дорогой дядя,- без всякого лицемерия склонил я голову, видя, в каком трудном положении находится великий визирь.
- К тому же не следует забывать, что и рой самых злых ос может оказаться вовсе не порождением Иблиса, а исполнением воли Всемогущего.
Я с удивлением посмотрел на дядю, черты которого в густеющем сумраке были различимы уже с трудом.
- Ведь и ассасины, даже сами того не желая, могут оказаться простыми исполнителями воли Аллаха, если станут наиболее выгодным средством ее исполнения.
- Теперь оправдано все,- развел я руками.
- Кто заставлял тебя рубить гулямов Масуда Третьего и врываться во дворец вместе с франками? - строго спросил дядя.
Я вспомнил о знаке на кинжале, который еще должен передать некому Мстителю, вспомнил про плащ рыцаря Эда, вспомнил про Черную Молнию и ответил:
- Никто.
- Ты уже зашел слишком далеко, чтобы сворачивать с полдороги,- заключил дядя.- Теперь тебе пора узнать главное. Через неделю начнется великая охота.- С этими словами дядя потянулся к моему уху.- На реке, у Старой плотины, растет кизиловый куст. Под ним, среди камней, ты найдешь кожаный мешочек с динарами. При бережливом расходе тебе хватит их на год. Беги прямо на север, в Трапезунд. Ты сообразителен, говоришь на разных языках, и сможешь устроить свою жизнь. Ручная лисица уже готова исполнить мою волю. Она утянет султана прямо к плотине. Я позабочусь о том, чтобы свита отстала на достаточное расстояние.
- Позволь задать тебе еще один вопрос, дорогой дядя,- решился я.
- Слушаю тебя, мой дорогой племянник,- ласково сказал дядя,- и прости меня за то, что и мне приходится играть твоей жизнью, но такова судьба.
- Кому суждено быть преемником Масуда Четвертого? - полюбопытствовал я.
- Хотя бы Масуду Пятому,- с видимым равнодушием ответил дядя.- Его имя ничего не скажет тебе.
- Но есть ли уверенность в том, что он подойдет лучше предыдущего? решился я на новую каверзу.
- Это уже два вопроса,- заметил визирь.- Но я отвечу и на него: такой уверенности не может быть никогда. Меня огорчает только то, что, судя по всему, на исходе наступившей недели мы увидимся в последний раз.
Дядя ошибся на пару дней: последний раз я увидел его во второй день следующей недели, когда садился на коня, чтобы присоединиться к охотничьей свите султана, состоявшей из трех тысяч воинов. К тому мгновению, когда оставалось только сунуть одну ногу в стремя, а другой оттолкнуть от себя земную твердь, я получил все надлежащие указания и должен был запомнить такое количество подробностей, что дядя, остававшийся эмиром дворца по приказу султана, сказал, прощаясь со мной:
- Буду надеяться, что твоя новая память остра так же, как новый клинок.
- Надеюсь, что его успеет выхватить из ножен моя собственная, а не чья-нибудь чужая рука,- добавил я, имея в виду того, кому известно мое опасное имя.
- Буду молить Аллаха, чтобы Он отвел от тебя злого демона,- вздохнул дядя.- Верные мне гулямы не отступят от тебя до последнего часа. Ночью же не забудь заложить уши воском.
- Лучше я отрежу себе голову и спрячу ее под кошму,- сказал я.
Так мы посмеялись на прощание, и я оттолкнул от себя ногой земную твердь. За спиной у меня висел монгольский лук и колчан, полный стрел с белым оперением, с боку торчала дамасская сабля, одна рука сжимала длинную пику с черной сельджукской змейкой у наконечника, а подмышкой другой руки был еще спрятан гибкий индийский кинжал, проникающий по рукоятку в живую плоть, даже если его просто поставить сверху на острие и только один миг придержать, чтобы не упал. Столько смертей было приготовлено для неудачливого султана Масуда Четвертого, что я подумал, а не выскочил ли я из одной тучи вместе с прекрасной Черной Молнией.