Снова лагерь…
В МЮНСТЕРЕ И В ОХРАННОЙ РОТЕ
В мюнстерский лагерь я прибыл к вечеру.
В промышленной Вестфалии увидеть закат солнца практически невозможно. Оно исчезает раньше в высоко поднявшейся дымной мгле, превращающей лучи в жемчужные отблески, которые оживляют краски и нежно размягчают контуры предметов. В таком освещении я увидел казарменные здания, сушившееся между ними белье, развешанное на нейлоновых веревках, и кучу детей. Их было очень много. Они катались на самокатах и велосипедах, бегали и кричали по-польски, по-немецки, по-литовски, по-украински…
Издалека все это выглядело безмятежно, даже весело. Когда же я приблизился, то заметил, что в шумной куче было много, очень много детей хилых и рахитичных, грязных и оборванных малышей с личиками грустными даже во время игр. Я увидел также запущенные строения, облупившуюся краску на оконных рамах, покосившиеся двери и потрескавшиеся стены.
Официальное название этого лагеря — приют для иностранцев без гражданства и иностранных беженцев. Его адрес — Гревенерштрассе, 69. До центра Мюнстера, исторической столицы Вестфалии, оттуда далеко. С вокзала надо ехать сперва трамваем, потом еще порядочное расстояние автобусом. Лагерные строения служили когда-то казармами сначала для прусской, а потом для гитлеровской армии.
Сразу же после занятия города в 1945 году англичанами оккупационные власти заперли в бывших казармах иностранных рабочих, которых гитлеровцы свезли со всей Европы на вестфальские фабрики и шахты. Их поместили в казармы не только потому, что Мюнстер сильно пострадал от налетов и в городе не хватало жилых помещений. Речь шла главным образом о том, чтобы изолировать этих людей, поскольку боялись, что они будут мстить немцам за годы унижений и рабские условия труда на «народ господ». Для того чтобы держать под стражей тысячи людей, прекрасно подходили казармы, построенные по прусским планам. Они были обнесены высоким забором, а возле каждых ворот находились сторожевые будки.
В лагере я встретил немало поляков, которые были поселены в этих казармах англичанами еще в конце войны. Там они поженились, дождались детей и даже внуков. В Польшу сразу же после войны возвращаться не решались, чему немало способствовали приезжавшие из Лондона и из армии генерала Андерса офицеры и гражданские лица, энергичные дамы, князья — деятели различных эмигрантских партий и организаций. Все они говорили о приближении новой войны, пугали голодом в Польше, возможностью тяжелого путешествия в места, где можно встретить белых медведей. Англичане их деятельность терпели и даже поддерживали, так как не хотели, чтобы иностранные рабочие покидали этот промышленный район, — им нужно было, чтобы вестфальские шахты и фабрики начали давать продукцию, чтобы кто-то пахал землю и собирал с нее урожаи, пока миллионы немцев находились в лагерях для военнопленных, разбросанных на трех континентах.
Много поляков, чехов, сербов и словаков попалось на удочку западной пропаганды и осталось здесь. Некоторые до настоящего времени живут в лагере — это самые слабые физически, по характеру или уму. Они не возвратились на родину, но не удалось им также и уехать за океан. Некоторые, например, когда-то болели туберкулезом, а в туберкулезниках не нуждались ни США, ни Канада, ни Австралия. Эти, слабейшие и обманутые, не сумели устроить свою жизнь и в Германии, так как плохо знали язык, не приобрели специальности, считая, что нет смысла учиться чему-то, когда вот-вот придет срок упаковывать чемоданы, чтобы ехать в Польшу, ту, старую, обещанную эмиссарами из Лондона. Несколько иначе было вначале с латышами, украинцами, хорватами и литовцами, но позднее их судьбы, по существу, складывались так же. Здесь следует отметить, что в ФРГ проявляют специальную заботу о людях, которые когда-то дали себя склонить к службе в военных формированиях, боровшихся на стороне гитлеровской Германии. В Мюнстере, например, существует содержащаяся на средства государства гимназия для детей бывших литовских коллаборационистов с преподаванием на их родном языке.
Время от времени тот или другой из постоянных обитателей лагеря поступает на работу, но мало кто удерживается на ней долго. Заработает немного, купит какие-нибудь тряпки, а на остальное напьется. Тогда уже ему море по колено. На похмелье еще хватает, поэтому пьет день, второй, на третий день его угощает какой-либо приятель. После пяти таких дней гордость не позволяет показаться на глаза мастеру. Обитатели лагеря живут не столько на заработки, сколько за счет различных видов «помощи» — посылок от благотворительных организаций и тому подобных подачек.