Мухомор, который мы видим в лесу, — это еще не весь гриб. Это только его видимая часть — плод. Остального мы не видим, так как его грибница находится в земле. Это белые ниточки, густо оплетающие комочки земли, и гниющие в ней опавшие листья, и мертвые корни. Этих белых ниточек очень много. Уложенные одна за другой, они составили бы нить длиною несколько сот метров, а иногда даже и километр. Положенные же на весы, они перетянули бы самый великолепный плод гриба.
Сходство с радиостанцией «Свободная Европа» поразительное. Ее фасад, ее внешний облик — это радиопередачи на болгарском, чешском, польском, румынском, словацком и венгерском языках, это также несколько периодических изданий и бюллетеней, рассылаемых в редакции газет и журналов в капиталистических странах. Это деятельность видимая, ощущаемая, часто шумно рекламируемая, но одновременно имеющая целью замаскировать внутренний облик радиостанции, отвлечь внимание от старательно скрытых звеньев, деятельность, являющаяся, по существу, ширмой, за которой тянутся длинные щупальца далеко за пределы «Свободной Европы».
Благодаря счастливому для меня случаю — как это позднее объяснял, оправдываясь, Заморский — меня взяли на работу во внутреннюю ячейку «Свободной Европы», в некотором смысле изолированную от остальной радиостанции, ориентированную на выполнение заданий, которые только косвенно были связаны с ее широко известным фасадом. Во внутреннем телефонном справочнике радиостанции название отдела, в который я был направлен, звучало так: Polish Research and Analysis Unit — Польский отдел исследований и анализа. В разговорах называли его короче: Polish Evaluation Unit — Польский отдел оценок, что соответствует истинному положению вещей и хорошо отражает характер и предназначение этой ячейки.
Польский отдел исследований и анализа (подобно другим родственным отделам, например болгарскому, венгерскому или румынскому) органически входит в состав East Europe Research and Analysis Department, то есть в Восточноевропейский департамент исследований и анализа. Этот департамент, что частично вытекает из самого его названия, играет основную роль в разведывательной работе радиостанции, направленной против социалистических стран. Отдел Заморского в рамках департамента выполняет такие задания на польском участке. В соответствии с требованиями конспирации он имеет двойной характер: в нем сосредоточиваются и распределяются все касающиеся Польши материалы, которые поступали в «Свободную Европу». В части, называемой «Research», то есть в комнате F-1, собирались и обрабатывались исключительно официальные материалы, пригодные для использования в радиопропаганде. Ими могут также пользоваться люди и не работающие в «Свободной Европе», если они имеют на то согласие руководства радиостанции и получают пропуск. «Research» — это своего рода дымовая завеса для второй, секретной части этой ячейки, называемой «Analysis» или «Evaluation», где собираются и обрабатываются материалы, предназначенные для разведки и государственного департамента США. Большинство этих материалов (картотека и секретные донесения) хранилось в сейфах в комнате F-9. Самые же ценные, помеченные соответственно грифом секретности, находились в комнате F-7, где сидел Заморский. В случае необходимости работники департамента могли пользоваться в комнате F-9 необходимыми документами, с ведома начальника переносить их в свои комнаты, чтобы делать из них соответствующие выписки, а перед окончанием работы обязаны были возвращать их либо непосредственно шефу, либо указанному им лицу.
В течение трех первых месяцев работы, когда я еще проходил испытательный срок, Заморский заботился о том, чтобы я не узнал слишком много. Примеру шефа следовали также и другие, что я расценивал как нормальное явление. Поэтому я не задавал лишних вопросов, не совал нос не в свои дела, только слушал и наблюдал. Выводы часто напрашивались сами. Тогда я убедился, что значит сказать одно лишнее слово… Будучи предупрежден в Центре, я считался также с возможностью различных ловушек или даже со специально организованной провокацией. Как новенький, не известный еще слишком хорошо другим работникам, я наверняка находился под беспрерывным обстрелом многих пар глаз, был также предметом многих разговоров, которые велись за моей спиной. В этих условиях я должен был контролировать каждый свой шаг, владеть своими рефлексами и особенно не давать втягивать себя в коварные дискуссии с теми, кто искал случая поболтать со мной не только по собственной инициативе.