Во многих отношениях на Пежановского похож уже упоминавшийся выше Альфред Знамеровский, причисляемый к группе «новых» в польской секции. Его я просто избегал. Так же поступали и другие, когда убедились, что он выдумывает о себе и коллегах различные небылицы. Ложь является постоянно используемым оружием «Свободной Европы», но сотрудники в своем собственном кругу не любят высосанных из пальца обвинений или подозрений. Бойкот Знамеровского был так нагляден, что Новак вызвал его к себе в кабинет. Разговор произошел при свидетелях.
— Почему вас, пан Знамеровский, все в секции так ненавидят? — спросил директор.
Вызванный покраснел и молчал.
— Пожалуйста, скажите, в чем дело? — настаивал Новак.
— Они думают, что я вам все доношу, — выдавил из себя сквозь слезы Знамеровский, — потому что я не позволяю, чтобы кто-нибудь сказал о вас плохое слово.
Новак на мгновение потерял дар речи. Он смотрел на сильно расстроенного сотрудника, как бы не понимая его слов. Наконец махнул рукой:
— Благодарю, можете идти.
Другой гротескной фигурой в польской секции, впрочем с весьма посредственными способностями, является пани Александра Стыпулковская. Некоторые старые, вернее, очень старые варшавяне могут еще помнить ее как Олю Рабскую, ибо такова была ее фамилия до замужества. Ее мужем был Збигнев Стыпулковский, по профессии адвокат. В его конторе пани Александра работала до начала войны.
Арестованная гестапо, она прошла через Павяк и очутилась в Равенсбрюке. Позже через Швецию добралась до Лондона. В Великобритании занялась общественной и политической деятельностью. Вошла в правление Союза бывших политических узников, работала в Народной партии. Ее статьи публиковались на страницах эмигрантского «Дзенника польскего». Приложила много усилий, чтобы из Народной партии, Польской демократической партии и фракции ППС — ВРН (вольность, равенство, независимость) создался комитет, который должен был лишить Аугуста Залеского права называться президентом Речи Посполитой. Строила интриги и разжигала распри среди различных эмигрантских группировок.
В 1952 году пани Стыпулковская появилась в Мюнхене и под именем Ядвиги Мечковской начала работать в «Свободной Европе». В редакции ее называли «оплот христианства». История этого выговариваемого с издевательски-определенным акцентом прозвища относится к периоду, когда Стыпулковская была еще в Англии. Желая считаться настоящей, искренней и насквозь польской деятельницей Народной партии, она при различных обстоятельствах била себя кулаком в грудь и возглашала: «Мы, вечный оплот христианства, не позволим…» Громким голосом она требовала истребления коммунистов и коммунизма, а также отстранения евреев и их пособников от влияния на «здоровые силы польского народа». Одних эти декларации раздражали, других смешили, пока в конце концов в 1964 году не обнаружилось, что пани Стыпулковская — еврейка. С этого времени ее заявления всерьез не принимались.
Я узнал об этой истории значительно позднее, в 1966 году. Мне показали фотокопию отрывка из эмигрантского еженедельника «Лицо недели» — из номера, датированного 7 марта 1964 года. День и месяц я запомнил хорошо, так как, познакомившись со статьей под названием «Еврейский дедушка пригодился», я пошутил:
— Ну и подарок сделали пани Оле на праздник женщин!
Вот дословное содержание отрывка:
«Некая эндековская деятельница, известная своими бескомпромиссными националистическими и антисемитскими взглядами, получила от немцев высокую сумму в виде возмещения ущерба.
Тот факт, что она получила около 7 тысяч фунтов и высокое постоянное еженедельное пособие, вызвал огромное удивление, несмотря на то что она находится в Мюнхене и работает в «Свободной Европе». Это, конечно, облегчает хлопоты германским учреждениям, занимающимся возмещением ущерба. Однако до сих пор никто из поляков не получал столь высокой суммы от немцев (речь идет, естественно, только о возмещении ущерба). Высокий размер возмещения ущерба до сих пор выпадал исключительно на долю евреев, которые посредством своих международных связей смогли соответственным образом воздействовать на Бонн.
Дело эндековской деятельницы очень быстро выяснилось, причем очень прозаически. Так вот, в своей родословной она имела «черное еврейское пятно». Это «пятно» довольно свежее, так как евреем был ее дедушка, и это, пожалуй, дискредитировало ее в глазах не только гитлеровцев, но также и ее партийных коллег. На этого «отвратительного» деда она сослалась, когда хлопотала о получении возмещения. Услужливые чиновники из Бонна поспешили признать ее право на еврейские привилегии».