Семь тысяч сто с хвостиком от сотворения мира
ПРОЛОГ.
В лето 7058 учинил у себя Царь и Великий князь Иван Васильевич выборных стрельцов с пищалей три тысячи человек и велел им жити в Воробьевской слободе, а головы у них учинил детей боярских; Да и жалования стрельцам велел давати по четыре рубля на год….
ГЛАВА 1.
Много с тех пор произошло разного и печального. Страшное время пережила страна и ее народ. Даже царей переменилось столько, что уже и подсчитать трудно. И Годунов успел править, и несколько Дмитриев претендовали на престол, и царевич Петр был, и даже Шуйский. Смутные времена опустились над Россией, впрочем, они и не проходили, тяжела завсегда была жизнь. Мало кто понимал в те годы, кто царь, а кто ворог. Да и как простому люду знать, что замышляют бояре да князья в палатах московских. А стрельцы, вольные охочие люди русские, призванные на службу государя, были плоть от плоти народ русский. И бунты поднимали, затуманенные речами хитрыми и посулами щедрыми, и с иноземцами воевали, и со своими бились, не понимая, кто царь, а кто вор и где правда. Но бог милостив. Воцарилась все-таки в государстве какая-никакая власть, да какой-никакой порядок. Хоть и не кончались войны, ляхи не успокоились, но молодой царь с каждым годом взрослел и креп, а вместе с ним и Россия крепла. А спустя еще немного годов в Туле, в большом доме, что первый за кремлевской стеной у реки Упы, в семье стрельца Ваньки Черноброва наконец родился мальчик, первенец, продолжатель рода и надежда отца. Нарекли его Васькой. Вот будет и смена к старости – радовался уже не очень молодой стрелец. Ведь по царскому указу служилый люд мог уходить со службы выставив за себя замену. Старый стрелец мог спокойно доживать свои дни в доме, справленном во время службы, а сыну предстояло пройти по стопам отца, получить и земельку, и дом отстроить, и, возможно даже, продвинуться по службе, дослужившись до десятника, а то и до пятидесятника.
Служба Государева не тяготила Ваньку. Он не застал, слава Богу, царствования Шуйского, а был выставлен отцом только со вступлением на престол Михаила Федоровича. А посему его миновала горькая чаша стрелецких бунтов и последующих казней. Был Ванька стрелец хоть куда. Роста не малого, крепок в кости, мог легко взвалить себе на плечо аж два чувала пудов по два-три в каждом и пройти с ними несколько верст. Так было на заре его стрелецкой юности, когда не было у него за душой никакого хозяйства, а только молодецкая удаль, да огромное желание зажить своей независимой от отца жизнью. Сказать, что он сильно желал уйти от отца вследствие нелюбви к прародителю, нельзя. Любил он и отца, и мать своих, и трех старших сестер, носившихся с ним в детстве словно с любимой игрушкой. Но все сродственники воспитали его самостоятельным и своенравным человеком. С трудом он в свое взросление переносил приказы главы семейства, порой, как ему казалось, неразумные, строгие и неоправданно грубые, хотя и понимал, что за ними скрывается огромная отеческая любовь. Скорее это было нечто другое, желание добиться всего самому, доказать, что он такой же сильный и надежный человек, как и отец. Да и пример был у него перед глазами. Малиновый кафтан с золотыми петельками часто облачал отцовские плечи, а желтые сапоги, красуясь и вызывая зависть сына, стояли на почетном месте в углу светелки.
Когда впервые было объявлено о приеме в стрельцы – новое государево войско людей свободных, «гулящих», годных к военной службе, не отягощенных ни долгами, ни большой семьей, то Ванькин дед одним из первых подался на службу, хотя был зажиточным хозяином. С тех пор и повелось в их роду служить государю честно и всю жизнь, отдавая здоровье и может даже и жизнь, коли потребуется и получая все выгоды от утраты полной свободы, коей обладала семья раньше, и обязательства подчиняться выборным десятникам, не говоря уж о детях боярских, но последним и так обычный люд кланялся в пояс, а Чернобровы и были обычным людом. Дослужился второй стрелец Чернобров до десятника, справила семья и новый большой дом, и хозяйство увеличили, земли приросло на несколько десятков четей, впрочем, и членов семьи прибавилось. Правда одних девок нарожали Чернобровы. Хоть и складные, и красавицы писанные, и работящие вышли, но так все одно без приданного не вылетят они из отчего дома, унесут с собой часть нажитого отцом и матерью. А когда родился Ванька, то семья выдохнула с облегчением, не переведется род на одних девках. Будет кому передать все имущество, останется фамилия, может, не звучная, но запоминающаяся и верная. Ванька улыбнулся, заметив на лице сына их отличительную черту. Даже у младенца просматривалась одна сплошная черная полоса волосиков над карими глазками.
- Наш пострел, - прошептал в густую черную бороду Ванька, засунув указательный палец в кулачок улыбающегося сына. Счастливый отец еще долго стоял, склонившись над деревянной люлькой, подвешенной к потолку. Тусклый свет лучины, вставленной в комелек, выхватывал блеск его глаз, влажных от радостных слез наконец пришедшего отцовства.
Умиление отца внезапно прервал стук в дверь. Не сразу Иван осознал, что ему нужно идти открывать дверь. Жена ушла к соседке по своим бабьим делам и оставила мужиков одних. Иван раздраженно вздохнул и вытащил палец из крепко сжатого кулачка сына.
- Погоди, Васька! Щас прийду! Посмотрю кого там принесло… - он оставил люльку. Засветив от камелька свечу, он направился в сени. Там подняв свечу высоко над собой, Иван отворил входную ладную, дубовую дверь. В проеме показался стрелец его сотни, дежуривший нынче в приказе.
- Ванька! Одевайся! Поднимают полсотню Лыкова и вашу десятку на пожар!
- О боже! – перекрестился Иван. – Что горит-то?!
- Склады Федоровские!
- Господи, упаси! – Ванька опять перекрестился. – Щас бегу. Только зайди к Черемезовым. Там моя баба. Я один с младенцем.
- Добро! Собираемся у приказной избы! – прокричал сослуживец и бросился вон от дома Черноброва дальше извещать стрельцов.
Иван закрыл за ним дверь и стал одеваться как тому велели указы и предписания, в соответствии со случаем. Пока он скоро собирался прибежала Пелагея, его жена. Ее волосы растрепались и пряди свисали на красивое правильное лицо, высокий лоб и прямой нос.
- Степан Карпов прибегал. Сказал склады федоровские горят, - взволнованно сказала она и тревожно стала смотреть, как собирается ее муж.
- Да, нашу десятку созывают тушить, - проронил Иван, застегивая серый носильный кафтан из грубого дешевого сукна.
- Осторожнее там, Ванюша, - выдохнула Пелагея.
- Не бойсь! Все обойдется! Не война поди! – постарался успокоить ее молодой супруг.
- Как не бояться! Ведь просто так не горят каменные склады!
- Все обойдется! Бог убережет! – Иван застегнул последнюю петельку и обнял жену, поцеловав ее в щеку. – Побегу…
Пелагея перекрестила его спину и когда за ним закрылась дверь, прошла к Ваське, который тихонько спал в своей колыбели, ни о чем не волнуясь. Пелагее совсем недавно исполнилось двадцать пять лет от роду. В своей уже немолодой жизни она мало что видела. Ее семья также, как и семья супруга была зажиточной. Дом, хозяйство, два брата, один старший, другой младший. Осели они в Туле три поколения назад и никуда не думали уезжать. В осемнадцать годков ее выдали замуж за сына Черноброва, так было сговорено между ее отцом и его другом Игнатием Чернобровым, отцом Ваньки. Девица не противилась замужеству. Во-первых, Ванька был завидным женихом. Красивым, добрым, поговаривали, что по службе он пойдет далеко, пророчили ему уж если не пятидесятником стать, то уж верно десятником, как и его отец. Во-вторых, он ей нравился, не любовь между ними была поначалу, но взаимное уважение. Семьи крепко дружили, а следствие этого и дети относились друг к другу ладно. А разве не самое это важное в семейной жизни? Разве не приходит любовь с годами, когда хорошо узнаешь и начинаешь понимать свою половинку? Построил Ванька дом, отдельный от своего прародителя. Деньги получил на службе, а чего не хватило отцы их помогли. И зажили они своей семьей, независимо и самостоятельно, но не разрывая связей с сродственниками. Прожив три года в мире и согласии, решили супруги родить детей, но отчего-то не сразу воплотилось их желание в жизнь. Как ни старались они, ничего у них не получалось. Стали на них косо смотреть и родители, и соседи, и знакомые. Как же! Живут хорошо, в мире, уважении, вот уж как пять лет, а детей нет. Уж не порченные ли?! Но слава Богу! На шестой годок забеременела Пелагея и все кругом успокоились. Ну а уж, как родила она мальчика, то не имела радость двух уважаемых семей ни конца, ни краю. Деды целую неделю не просыхали, праздновали рождение нового будущего стрельца, а бабушки в храме несколько дней молились и сделали щедрое пожертвование от двух семей.