Скука одолевала реестрового казака. Не сбывались пока его желания. Не столкнулись они ни с опасностями, ни с врагами, ни с другими препятствиями, что вели бы его к славе и богатству. Границу они пересекли легко и непринужденно, одев только красные кафтаны стрелецких войск. По дороге к Туле встречавшиеся стрелецкие и казацкие разъезды не останавливали их и не выясняли откуда и куда следует отряд из сорока всадников. Стоило только Адаму Киселю, одетому в кафтан стрелецкого сотника, поднять руку и крикнуть, что везут секретную грамоту польского короля к царю, встречные служаки пропускали их без других вопросов, досмотра и каких-либо документов, хотя таковые имелись и изготовлены были в варшавской канцелярии тайных дел. Такого халатного отношения к службе своей не понимал Семен. Благодушие и доверчивость не свойственны были ему. Как они охраняют свои границы, если любой может беспрепятственно их пересечь? – удивлялся в душе казак. В Речи Посополитой такого происходить не могло. Так пока он добрался до Кракова его останавливали и проверяли раз десять, так строго ляхи относились к своей безпеке.
Не терпелось Семену вступить в схватку с противником, нанести тому урон и завоевать себе добрую славу и память. Но прослужив долгое время в войске польском, приучился он строго исполнять приказы стоящих над ним начальников, соблюдать повиновение и покорность.
Четвертый всадник, Никифор, верный холоп Акини Петровича, ехал молча от того, что не по рангу ему было разговаривать. Коли господа едут молча, то и ему стоит помалкивать. Хотя и у него были свои мысли. Никифор был старше своего хозяина на пару лет, но по виду на десяток и боле. Обладал огромной чернявой с проседью бородой, шапкой густых кучерявых волос, большим мясистым носом и умными, грустными глазами в морщинках смуглой кожи. Конечно, ни образования, ни денег, никакой-либо собственности, даже простой свободы он не имел. Но обладал холоп такими способностями, благодаря которым и выбился в несменного сопровождающего своего господина. Во-первых, роста Никифор был без малого сажень. Силищей его Бог тоже не обидел. Порой на развлечение господам и по приказу Акини Петровича, подходил Никифор под коня и поднимал того, отрывая от земли аж на дюжину вершков, что невероятно веселило и удивляло гостей. Во-вторых, обладал холоп какими-то чудными способностями, такими, которые позволяли ему смотреть в прошлое и будущее. Видел он, что случалось в жизни собеседника и что предстояло тому пережить. Проверены были эти способности хозяином, подтверждены и неоспоримы стали. Именно поэтому и брал Акиня Петрович своего холопа Никифора с собой везде, куда бы ни собирался. Стоило тому только молвить об исходе дела. Прислушивался к его чувствам странным хозяин, доверял и спрашивал порой мнение простого мужика о том можно ли али нет поступить так или же иначе. А в-третьих, был привязан к Акине и предан ему Никифор аки пес дворовый. Лаял на всех незнакомых ему людишек, защищая покой хозяина своего.
А думал холоп о том, что скоро предстоит пережить и испытать, что отверг совет его хозяин и впервые поступает вопреки его просьбе. Волнение не покидало душу верного слуги. Печалился он в предчувствии беды неминуемой.
Так в полном молчании и таинственности кавалькада преодолела путь до села Торхово. Здесь возле самой речки Тупицы приютился железоделательный завод Андрея Денисовича Виниуса, бывшего хлебного торговца, который после обнаружения под Тулой доброй руды, приобрёл право на построение там железоделательного завода, обязавшись учить государевых людей всякому железному делу, а также поставлять пушки и железо в казну по назначенной цене. Все знали, что Андрей Денисович почитал тульского воеводу и зело много советовал тому, как управляться с городом. Именно по его совету воевода ввел стеснительные меры по отношению к торговле иноземцев. Но не многие знали, что в душе Виниус недолюбливал боярина Морозова и с удовольствием бы заменил того на государевой службе, сочетая личный интерес с казенным. Знал об этом тайном желании Акиня Петрович и захотел использовать это в своих целях. А поскольку знавала семья Шеиных людишек близких к Виниусам, то и получил он от оружейника добро на встречу с его приказчиком поначалу, предварительно узнав о цели таковой, а уж потом, может быть, и с самим владельцем с глазу на глаз.
Подъехав к закрытым воротам завода, Акиня Петрович, не слезая с коня, стал стучать кулаком в дубовые грубо тесанные полотна ворот. Через довольно продолжительное время по ту сторону раздался грубый мужской голос.
- Чего надобно?!
- Нам нужен Архип Осипов! – строго гаркнул боярский сын.
- Пошто?! – не унимался вратный страж.
- Ждет он меня по велению Андрея Денисовича! Я боярский сын Шеин Акиня Петров сын!
- Прощения просим! – отозвался стражник, но уже намного мягче и почтительнее. – Ждут тебя!
Буквально сразу, скрипя и кряхтя, ворота отворились и перед кавалькадой предстал вооруженный пищалью и ярко горящим факелом, мужик вида разбойного и крепкого, в кафтане расстегнутом, из-под которого вместо рубахи выглядывала крепкая волосатая грудь.
ГЛАВА 5.
Анджей Шишкевич, или как он требовал называть себя в русском походе Андрей, со своими людьми притаился в леску за Кузнецкой слободкой. Дорога из Алексина в Тулу пролегала совсем рядом с ними и один из гусар был назначен наблюдать за передвижением по ней разнообразных колымаг богатых и не очень купцов, детей боярских, дворян, крестьян на телегах и без них, простых торговцев, конных и пеших стрелецких разъездов, - всех москалей. Остальные его люди в количестве дюжины гусар расположились на прогалине. Лошадей у них не было, Анджей решил, что с ними будет больше мороки, ведь для того чтобы подпалить склады, нужно прежде к ним подобраться. Охранялись они токмо сокращенными стрелецкими дозорами по полдесятка, которые постоянно не находились у стен складов, но и далеко не отлучались. И лучше подобраться к своей цели незамеченными было пешим порядком, прикинувшись посадским людом. Да и скрываться после будет надежнее без коней, которые могли ржать и шуметь где-нибудь в засаде. Посему они оставили лошадей в Петровской слободе, где Адам Кисель установил свою ставку, а сами, разбившись на пары, под покровом ночи пробрались в этот лесок. Там же в слободе оставались и основные силы их отряда: с полсотни гусар, казаков и лихих русских людишек, что позарились на польское золотишко. Костер палить в лесу Шишкевич не позволил и все они грелись как могли. Благо день выдался не холодным, светило солнышко и под его лучами отряду гусар казалось, что они греются. Подстелив под себя овчинку, взятую из избы в Петровской слободе, Анджей лежал на муравчатой земле. Заставляя себя заснуть перед опасным делом. Он закрыл глаза и думал о том, как вернется домой и встретится со своей зазнобой, красавицей украинкой по имени Олеся. Они познакомились с ней в Киеве, когда Анджей приезжал за набором казаков в Запорожское войско. Остановившись в хате на берегу красавца Днепра, Анджей сразу же приметил соседку, чья хата стояла рядом. Сидя на скамье и любуясь видом на величественную реку, он, повернув голову, увидел Олесю. Та стояла в белой вышиванке, с разноцветными лентами поверх толстенных смоляных кос, скрученных вокруг головы.
- Пан наш сусид? – пропела девица, посмеиваясь над его окаменелостью.