– Ты думаешь, это я?
– Ну конечно, нет, доченька! – воскликнула мама. Глаза у нее были на мокром месте.
– Я легла спать, – наверное, в сотый раз за утро повторила я. – Легла спать и уснула. А потом ты меня разбудила.
– Я знаю, я все знаю, – прошептала мама и судорожно отхлебнула кофе. – Конечно, это не ты.
– Но почему тогда ты впустила их? – спросила я. – Почему разрешила обыскать наш дом? Почему разрешила меня допрашивать?
– Доченька, мы должны сотрудничать со следствием, даже если это неприятно.
Я кивнула и принялась рассматривать людей вокруг. По деловому одетые, с портфелями и лакированными сумками, они сидели перед рабочим днем и спокойно попивали кофе. Некоторые смеялись. Оказывается, утро такое длинное, вон и восьми нет! А эти люди такие счастливые! Конечно, никого из них не обвиняют в убийстве, и, могу поспорить, никогда не обвиняли.
Хотя о чем я… меня никто не обвинял. Но выглядело почему-то по-другому.
Мы заехали домой, я схватила сумку с учебниками, и мама повезла меня в школу. В кои-то веки я не опаздывала. Сегодня был особенный день.
Когда я пришла в школу, сразу поняла, что все знают. Знают, что я попала под подозрение, что Маша умерла и подозревают в этом меня. Но как?!
Ко мне никто не подошел, но вокруг, словно тараканы, расползлись шепотки, по мне заскользили косые взгляды. Я видела, как ученики собирались кучками, сдвигали головы поближе друг к другу и шептались, шептались, шептались… Иногда до меня долетали отдельные слова: «бедная Маша», «подозревают», «в полиции» и «убийство». За одну-единственную ночь Маша Ножова стала очень популярной. Вот только для того, чтобы из невидимки превратиться в знаменитость, ей пришлось уйти из жизни.
Мне все равно. Точнее, я делаю вид, что мне все равно. Сердце сжимается каждый раз, когда кто-то кидает на меня испуганный взгляд, когда до меня долетает слово «убийство», когда те, кто раньше здоровался, сторонятся и прячут глаза.
Да черт, кто так быстро разнес новости?!
Все в порядке. Все в порядке. Все в порядке. Я повторяла это, как заклинание. Есть еще Настя, а она точно не будет против меня. Настя всегда на моей стороне, даже когда я предпочитаю ей Лизу. Настя благородная и чистая, она никого не оставит в беде.
Я зашла в класс, и бурные разговоры смолкли. Конечно, они говорили обо мне. Я сдержанно поздоровалась и прошествовала к своей парте. Насти не было.
Я опустилась за парту, выложила учебник, тетрадь, ручки и только потом осознала, что Настя не придет. Конечно, не придет! Она была для Маши единственной подругой. Должно быть, она дома, плачет после расспросов полицейских…
Прозвенел звонок, вошла учительница. Обвела взглядом класс, задержавшись на мне на долю секунды дольше, чем на остальных, и прошла к своему столу. Будь это обычный день и приди я вовремя, она бы обязательно съязвила на эту тему типа «явилась не запылилась» или «о, Алина Светлова пожаловала, значит, завтра пойдет снег». Но она промолчала, упомянула только, что Анастасии Берген не будет. Так и думала. Плачет.
Через несколько минут в класс влетела Рыжкова и, воспользовавшись тем, что учительница рылась в бумагах, проскочила на свое место. Куклы-брелоки весело попрыгали на ее сумке. Она не стала ни выкладывать тетради, ни записывать число, нет – первым делом она развернулась ко мне и ухмыльнулась. На ее веснушчатом лице отчетливо проступила радость: плевать она хотела на Машу, главное, что мне несладко.
И вот тогда, когда она повернулась и так противно взглянула на меня, я почему-то почувствовала себя виноватой. Не виноватой даже – виновной. На какой-то момент я правда подумала, что убила Машу.
Я мотнула головой и отвернулась. Что за чушь?! Я никого не убивала. Я спала в теплой постели и смотрела сны. Я не виновна! Смешно, но из-за какого-то волоска, оставшегося на месте преступления, меня все подозревают. Одного-единственного! Ну да, это все, что они нашли, но все-таки…
Я скрипнула зубами. Все плохо. В квартире убитой девчонки найден мой волос, и он – единственная улика, хотя я на сто процентов уверена, что притащила его с несчастной тетрадкой. Маша убита предположительно в двенадцатом часу ночи, а мое алиби на это время – сон в кровати, который слабо подтверждается словами родителей: спала, мол. Действительно, откуда родителям знать, что я спала, если они сами дрыхли без задних ног? Но к счастью, и доказательств, что это я, недостаточно. Один-единственный волос – не повод засадить меня в тюрьму.