— Я не могу говорить красиво, как чистокровные нимфы, но…Я бы желал отправиться за тобой на Север, когда настанет время прощаться, — и таким теплым был этот красивый взгляд, что я скорее невольно сжала мужскую ладонь в ответ. Как зачарованная смотрела я в эти глубокие синие глаза, смакуя в мыслях сказанную Верлионом фразу и осознавая её истинный смысл. Не умеет говорить красиво? Мне уже этого достаточно, чтобы я растерялась и потеряла дар речи. Эти слова сродни признанию в любви, и вот что удивительно: я не хочу оставлять ответ несказанным.
Родственная магия? Природное обаяние Верлиона, которое он, должно быть, не осознает? Я не понимаю, какой на деле была причина моей уверенности, но не думаю, что одна ночь с мужчиной пробудила во мне уверенность в отношении собственных чувств. Я всегда колеблюсь, волнуюсь даже тогда, когда моё лицо спокойно и хладнокровно, я всегда ищу в чем-то подвох и постоянно погружаюсь в мысли, раздумывая о всевозможных последствиях и причинах, вот только…Вот только сейчас разум был чист, стерилен, я давным-давно знала ответ, и эта несвойственная мне уверенность повергала в шок.
Улыбка коснулась уст, и я плавно кивнула, давая немое согласие столь пламенной для Лиона речи. В ту же секунду он наклонился ближе, опаляя губы своим дыханием и сцепляя руки на моей талии, и пах он подобно горящим лугам, которые раз в год поджигали селяне, вознося тем самым просьбы к Небесам о лучшем урожае. Я, наконец, почувствовала тот жар на своих щеках, что извечно преследовал меня в моментах неловких и стесняющих, но не стала противиться, слыша, как учащается и утяжеляется моё дыхание в столь обжигающих объятиях. Губы соприкоснулись в поцелуе, и тогда я поняла, что жарко мне не столь от чувств, сколь от самого Верлиона, магия которого искала выход, отчего температура вокруг была гораздо выше.
В новом поцелуе, когда его язык неловко коснулся моего, я почувствовала едва заостренные клыки и послушно прильнула к крепкому телу, когда мужские ладони легко потянули мою талию в свою сторону. Тогда Верлион подхватил меня на руки, и я поняла, отчего так злился он появлению метки на моей руке: его искренние чувства, окрепшие за столь короткое время, уступили неуверенным мыслям Некриса.
Я проснулась рано не от того, что восходящие лучи солнца ласково коснулись лица, нет, отнюдь нет. Во-первых, потому, что в каюте окон не было, а во-вторых, был уже полдень, когда знойное солнце стояло высоко в, казалось бы, недвижной точке. Я проснулась от того, что на борту раздался громкий рев из маленького, но искусно сделанного рога, извещавшего об обеде. Мой пустой, едва проснувшийся желудок негромко проурчал в ответ мыслям, и я села в кровати, рассматривая в зеркале напротив заспанное лицо и покрытое красными отметинами обнаженное тело. Потирая нудящие укусы от двух клыков, что и оставили на мне в порыве страсти эти следы, я обернулась на мирно спящего позади Верлиона, поражаясь тому, насколько долгим и крепким был его сон. Его длинные волнистые волосы устилали всю его подушку, и выглядел во сне он столь мило, что я не выдержала и коснулась его лица. Чуть поведя густой бровью, мужчина лишь зарылся в одеяло, и я, приведя себя в порядок, выскользнула из каюты, стараясь не шуметь.
Все-таки порой я удивляюсь самой себе. Сначала я четыре года убеждаю себя в том, что мужья — это лишь якоря, тянущие вниз, и лучше оставаться в одиночестве, а после провожу две ночи подряд с двумя разными мужчинами, что стали мне мужьями за два дня знакомства. Из крайности в крайность, верно, Эфи?
Когда я вошла на палубу, прикрывая глаза от яркого солнца, ко мне подошел Орис, сжимая в руках какую-то бумажку, что напоминала по оформлению некую афишу. Выпив настойку от укачивания, оборотень выглядел бодрее, чем вчера, однако, белизна не сходила с его лица, что придавало его могучему виду болезненность. Несколько неуверенно протянув мне бумагу, Орис почему-то тут же указал пальцем на нижний угол, где я увидела довольно многообещающую подпись: «Приз за выигрыш 5000 золотых и пятьдесят килограмм Тарского мяса». Выглянувший из-за моего плеча Алио, задорно усмехнулся:
— О-ля-ля, Орис, я и подумать не мог, что тебе для авантюристского духа достаточно лишь этого!
Оборотень завел за голову руку, но все же продолжал в ожидании смотреть мне в лицо.
— Что это? — обратилась я к Алио, зная, что немногословность оборотня не позволит ему высказаться в полной мере. — Что за Арена Крови? — задала я вполне логичный вопрос, увидев отнюдь не привлекательное название.
— О, это изюминка Тарского острова! Огромная Арена, на которой раз в неделю проводятся бои! Гладиаторы, что выступают там, являются знаменитостями даже в нашей Империи.
— Ты хочешь стать гладиатором? — спросила я Ориса, но тот отрицательно покачал головой и ещё раз указал в угол, где было сказано о призах.
— Думаю, он хочет поучаствовать в ежегодном фестивале. На нем принять участие в боях могут все желающие, кроме гладиаторов, а победитель заберет приз.
— Жадность к еде погубит тебя, Орис.
— Кто бы говорил, — произнес оборотень, наконец, и я недовольно надулась.
— На самом деле подобные бои проводились когда-то и в нашей Империи, но были запрещены три столетия тому назад.
— Почему же? Гладиаторы ведь сражаются с пойманными тварями, что в этом такого? Или было много травм?
— Людям скучно смотреть на бои лишь с тварями. Поэтому гладиаторы сражаются и друг с другом. И стоит ли говорить о том, что эти бои не заканчиваются одними лишь синяками? — как-то грустно сказал Алио. — Многие из них погибали на публике, да и твари слишком часто стали вести себя неестественно, это жестокое развлечение. Гладиаторами обычно становятся не по доброй воле, никто не хочет раз в неделю идти на встречу со смертью. Но платят им неплохо, это факт. Слава, достаток, женщины…Остальную часть недели они живут неплохо, согласись. Но не волнуйся, на фестивале сражаются не на смерть, а до простого поражения.
— Что-то не внушает мне этот Тарский остров приятного предвкушения…
— Могу понять. Их несколько варварские устои пугают. Но построенные там города поистине велики.
Глава 14
По ту сторону зеркала: Алио, правая рука господина Некриса.
— Знаете, а ведь, если господин Некрис или господин Верлион узнают о том, что мы были в квартале красных фонарей, они не будут очень довольны, — выдал я, полагаю, риторическое утверждение, пожимая плечами в ответ на свои опасения, — впрочем, так гораздо веселее. Какая бы другая Госпожа решила заглянуть сюда исключительно ради еды, — рассмеялся я, когда доевшая карамельные яблоки девушка сердито надула свои щеки.
— А что делать-то! — замахала она руками, отчего идущие мимо прохожие поспешили посторониться. — Мне всю дорогу прожужжали про вкусные Тарские сладости, а в итоге в самом порту их нет!
— Вы само олицетворение чревоугодия, Госпожа.
— А ну замолчи!
Эофия вырвала из моих рук бутыль с водой, жадно запивая слащавость карамели и оглядываясь в поисках очередного прилавка. Наблюдать за ней было интересно с самого начала её появления в доме Господина, и отнюдь не потому, что её нрав разительно отличался от восточных дам, а потому, что в ней странным образом умещались королевская аристократичность, дикарское буйство и детская прихотливость. Будучи одной из фениксов, к какой семье она на деле принадлежит? Чья кровь течет в её жилах, что дарует ей силу редкую и могущественную, силу, что делает её обладательницей самой великой магии и что делает её городской сумасшедшей в глазах окружающих? Думаю, и Некрис, и Верлион уже задались этим вопросом, ответ на который достанут любым способом.
Среди красных улиц Эфи выглядела донельзя забавно. Окруженная полуголыми женщинами и развратными мужчинами, выискивающими себе на ночь спутницу, она опустошала прилавки, складывая часть еды в сумку, а часть — засовывая в рот на ходу. Безусловно, я должен быть на стороже, однако, я был более чем уверен, что район красных фонарей чуть ли не самое безопасное место в портовом городе. Не утаю то, что пару раз я коротал здесь время, и я уверен в очаровательности здешних дам, ради которых мужчины стекаются сюда из всех Империй, но также я уверен в их любвеобильности и страстности, которые они пускают на всех, вне зависимости от пола.