Первое, что он ощутил, когда отнял руку от лица, был терпкий запах полевых трав. Совсем такой же, как в поле из детства. Птичками-колибри пронесся ворох цветных пятен-воспоминаний: васильки, ромашки, колосья спелой пшеницы…
— Доброй ночи, — произнесла девушка, и внутри Василия всё перевернулось. Он знал этот голос. Сотни раз прогонял в памяти слова им сказанные, вспоминал по кусочкам, раскладывал на звуки и созвучия. В горле пересохло, а от внезапно нахлынувшей благоговейной эйфории слова пропали из мыслей, как если бы их стерли мокрой тряпкой. Было только всесильное желание жить и радоваться этой жизни, всеми силами восхвалять её и выплескивать энергию в чистом виде, хотя бы частично в танец или слова песни её преобразовывая.
Пауза слишком затянулась, и понял это Василий только по слегка дернувшейся тени девушки. Он помотал головой, развеивая наваждение, но радость в груди не думала уходить. Тихое «нашел» сорвалось с губ раньше, чем он смог осознать, что говорит. Он поднял взгляд на хозяйку и, всматриваясь в её лицо, силясь найти знакомые черты, негромко ответил:
— Д-доброй ночи.
— Я прошу прощения за этот спектакль, — девушка оторвалась от дверного косяка и ступила босыми ногами на холодную плитку, подавая ему руку. — Надеюсь, вы не сильно ушиблись.
— Ни капли, — соврал Василий, но боль его сейчас беспокоила не так сильно, как ощущение тепла в груди и ладони, нежно обхватившей запястье: тонкое и хрупкое, как веточка. Девушка помогла ему встать, и подняла глаза, глядя на него: Василий был выше на целую голову. — Прошу прощения, а мы раньше не встречались?
— На лестничной клетке, возможно, — пожала плечами она. Василий почувствовал укол обиды: неужели его не помнят? — Впрочем, я вас не знаю, как и вы меня. Как вас зовут?
Он чувствовал дежавю. Он знал, что ей не нужно задавать этот вопрос, потому что ответ она прекрасно знает.
— Василий, — ответил, но в этот раз в его голосе не было ни детской напыщенной важности, ни гордости. Лишь слабая надежда на то, что именно сейчас она узнает его, окажется той самой девушкой, в поисках которой он провел большую часть жизни…
— Приятно познакомиться. Моё имя Влада, — она кивнула и бросила на него любопытный взгляд. — Вы что-то хотели в такой поздний час?
— Влада? — выдохнул Василий, теряя надежду и наполняясь горьким и по-детски жгучим отчаянием. — Не Лада? Владислава?
Влада не отвечала, лишь глядя на него с той же смесью любопытства и недоумения. Сердце ухнуло, оборвавшись, и полетело красной бесформенной кучкой, брызгая кровью. Василий поник, а радостный экстаз сменился ломотой в ногах. Занемели ступни. Пальцы стали холодными, уши загорелись.
— Меня вой разбудил. Д-давно хотел к вам зайти, д-да всё что-то не получалось…
Ему захотелось побрести прочь, закрыться в своем кабинете и глухо застонать от разочарования. Влада стояла, по-прежнему глядя на него снизу вверх. Её нисколько не смущало выражение лица собеседника. Скорее всего, она была обычной девушкой, а не той самой, да и, пора было признать это: Ладе должно было быть уже за пятьдесят, а Василий продолжал искать среди юных девушек её лицо. «Глупый, глупый!» — подумал он, стискивая зубы до эмалевой крошки.
В ванне что-то забулькало, мерзко хихикнуло, а потом включился кран. Шум падающей воды отвлек от мыслей, и Василий посмотрел на девушку ещё раз. Влада метнула беспокойный взгляд на ванну, и на секунду (Василий мог поклясться!) её глаза вспыхнули зелеными искрами.
— Да, вой, — пробормотала она, вновь переводя глаза на него и улыбаясь. — Простите, пожалуйста. Я держу волкодава, а гулять с ним редко получается — учеба, работа… Вот он и воет по ночам…
От её слов пахло паутиной и пылью. Василий огляделся, но не нашел собаку. Квартира была маленькой, и он с порога видел спальню девушки, совмещавшую в себе гостиную и кабинет, и открытую кухню. Волкодава не было ни там, ни там. Оставалась ещё ванна, но Василий уже понял, что ему солгали. Собака, какой бы большой она не была, кран открывать не умеет.