Голова качнулась вдруг в сторону, потом в другую, и Алена увидела очень близко синее море, и поняла, что он стоит, облокотившись одной рукой на стол, а другой отвешивает ей пощечины.
— Хватит! Тихо! Ну, тихо!
Той самой рукой он выдвинул ее из-за стола и пихнул в кресло, с которого только что спрыгнул.
— Выпейте.
Под носом у нее оказалась бутылка воды.
— Ах, да. Погодите-ка.
Он стал отворачивать крышку, а она все не поддавалась, и тогда Кирилл Иванович Панин вцепился в нее зубами, дернул, поднажал, половину пролил на свой шикарный свитер, а оставшееся отдал Алене.
Она машинально промокнула его свитер своим шарфом.
Потом приложила бутылку к щеке.
— Извините, — сказал Панин, — вы так визжали, а я не знал, как вас успокоить. Попейте водички, а?
— Хорошо, — кивнула она и забулькала.
Очень странная была дамочка, очень. В свете последних событий, пожалуй, стоит с ней переговорить немедля. Вдруг в кафе рядом с офисом она оказалась не случайно? И эти очки. И шарф, закрывающий половину физиономии. И нервный румянец.
Очень подозрительно.
Когда она устроилась на его диване и отпила кофе, Кирилл впервые увидел ее лицо целиком. Губы у дамочки дрожали, и подбородок тоже трясся.
Пьянчужка, такая же, как он сам, решил Кирилл с мрачной ухмылкой.
Рыжие брови щеточкой, наивные светлые ресницы, веснушки на длинном носу в этот образ не укладывались. Ну, значит, ошибся. С кем не бывает. Но девица странная, это факт. И потом, кажется, он где-то ее видел. Не в кафе, а еще раньше. Следила она за ним, что ли?
При ближайшем рассмотрении оказалось, что эта шпионка никак не могла быть им соблазненной, как он воображал в кафе. Кирилл не стал бы ее соблазнять, вот и все.
С такой внешностью надо идти не в шпионки, а в учительницы. Скромненько и со вкусом. Очень, очень скучно. До зевоты. И шарфик-то скучный, и лицо унылое, и взгляд как у старушки, упустившей последнюю электричку в город. Теперь добираться пешком — и тяжело, и страшно, а надо!..
Когда она заговорила о муже, Кирилл окончательно занавесился равнодушной учтивостью и смотрел на нее только из любопытства.
Не шпионка, не лазутчица. Да и в кафе оказалась случайно.
А нервная, дрожащая поза все из-за того же мужа. Проза жизни. Ему было неловко и утомительно слушать ее жалобы, а она, кажется, собиралась именно жаловаться. Интересно, кто ее муж? У них только шестидесятилетний Сан Саныч женатый да Коля Шнуров — студент на последнем курсе журфака. Конечно, в жизни всякое бывает, но в здравом уме представить себе трудно, что кому-то из этих двоих веснушчатая мадам стирает носки и рожает детей. Хотя… Совершенно непонятно, сколько ей лет. В полумраке кафе он решил, что она — совсем молодая, девчонка просто. Теперь, когда видны морщины на лбу, горькие складки у рта и общая унылость лица, ясно, что ей за сорок.
Так что, Сан Саныч вполне сойдет за мужа.
Но фигурка у нее — очень даже. Ноги так вообще блеск.
Когда это ты успел заметить, ехидно осведомился Кирилл у Кирилла.
И все-таки, ноги — высший класс.
И Шнуров Коля, наверное, тоже мог пасть жертвой. Особенно, если учесть, что в этом сочном возрасте дамы обожают юношей в два раза моложе себя.
Так кто у нас муж?..
Остальные офисные мужики вроде как свободные. По крайней мере, про супружескую жизнь от них Кирилл ничего не слыхал. И колец обручальных не видел.
Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Нынче кольца не в моде, как и сам официальный брак. Вот венчаться стало престижным делом. А расписываться да свадьбу гулять широко, как у них в деревне — с выкупом невесты да драками, да расшитыми трусами для жениха, да тройкой гнедых с бубенцами, да дружным «горько!» — нет, не модно.
Жалко. Он бы на такую сходил. А то сплошь постные физиономии и безуспешные попытки нанятого тамады развеселить народ.
Если бы Кирилл женился, он бы не стал нанимать тамаду, он бы позвал Ромку — Романа Геннадьевича.
А шафером — Игоря Лыкова, с которым они на первом курсе в походы ходили, на втором сессию заваливали, на третьем усы отращивали, на четвертом ко взрослой жизни готовились, а на пятом этой жизни нахлебались и изображали из себя циников.
Да так и продолжали изображать. Он, Кирилл, точно изображает. Вот только перед собой фиг изобразишь. Про свадьбу вон размечтался. Чтобы все чин чином, и невесту на руках до загса, а потом в украшенную ленточками телегу и на край света. Вдвоем.
Какой уж тут цинизм, ну?
Баранки гну! Может, пора закругляться с этим самоедством? То на воспоминания его сегодня проперло, то другая напасть. Свадьбы, блин, захотелось. На край света, блин, потянуло!
И чтобы женщина рядом — страшно сказать! — любимая. Да у него это слово только к ручке «паркер» да джипу относятся. Вот их он любит. Холит, лелеет и точно знает, что они не подведут. Не станут приставать с походом за новым манто. Не полезут целоваться, когда он только-только проснулся и еще не пришел в себя, и зубы нечищеные, и в туалет хочется, и голод одолел — все сразу! Они-то уж точно не потребуют ежесекундных уверений в своей неотразимости, и не будут называть его «пусиком», «моим мальчиком» или «слоненком», и ни слова не скажут о том, как именно он должен поддерживать имидж, кому обязан улыбаться, а кого — посылать подальше!
Любимая… Как только в голову такое пришло?!
Ну, сестру, он, понятное дело, любит. Бабушку любил.
На этом точка.
Ничего другого для него не придумано, вот и все. Не предусмотрел кто-то там наверху, в кого он смутно верил, хотя для этого имелись весьма сомнительные основания.
Ну, не предусмотрено, и ладно.
Вон, дамочка из тех, кому, по всей вероятности, в этом плане повезло. За мужа пришла хлопотать, это ли не любовь? Совсем недавно он говорил сестре, что все про любовь знает. Даже восемь бокалов коньяку его не оправдывают.
А ведь раньше так нагло не врал!..
Знал бы — пожалуй, не мечтал бы о свадьбе с бубенцами и трепетном безумии поцелуев.
А он и не мечтает! Это просто вернулось похмелье! Ясно?
Интересно все-таки, сколько ей лет, этой странной мадам?
И чего она хочет? Чтобы ее неизвестному супругу Кирилл повысил оклад? Или, наоборот, уволил, дабы супруг больше внимания уделял семье?
Орет чего-то. Ах ты, черт, да ей совсем худо!
Кирилл подскочил в кресле, когда незнакомка уже совсем колотилась в истерике. Что-то надо делать. Что? Он понятия не имеет, как успокаивать истеричек. Это не его проблемы. Если девицы начинали психовать и биться, словно в ознобе, он просто уходил. И никаких тебе угрызений совести! В самом-то деле, он же ни при чем! У него своих дел по горло!
Лихорадочно горевшее лицо оказалось прямо над ним, и издавало какие-то страшные звуки, — не то рыдания, не то звериные вопли! И Кирилл больше не раздумывал.
Ладонь сама собой поднялась и отвесила этому лицу оплеуху. Потом еще.
Голова в шарфе помоталась туда-сюда, словно у куклы.
— Хватит! Тихо! — приказал кто-то его голосом, и Кирилл обнаружил вдруг, что очень сильно волнуется.
С чего бы?..
Потом он долго возился с бутылкой воды, облил свитер, а эта истеричка вытерла пятно своим шарфом.
Он отодвинулся на всякий случай, дожидаясь, пока она попьет и придет в себя окончательно.
— Ну? Успокоились?
— Да. Спасибо. Извините, пожалуйста. Столько всего навалилось за один день. Мне очень неловко. Я пойду.
Выпалив все это, она поднялась. Но Кирилл вдруг пихнул легонько ее в плечи, и дамочка снова оказалась в его кресле.
Он никогда, никому не позволял сидеть в своем кресле! Еще не хватало!
— Подождите, — сердито проговорил он, — сначала вы мне расскажите, кто и каким образом угрожает вам и вашему мужу.
Надо же. Он все слышал. Еще минуту назад Кирилл был убежден, что думал исключительно о своих делах. Какие к черту дела? Сидел и бредил наяву! Сам неврастеник почище этой мадам!
Ладно, это потом.
— Начинайте! — приказал он, облокотившись на край стола.