— Вы от кого, гады, орудуете? — хрипел генерал, стремясь сцепить пальцы в замке.
— Да подождите вы, товарищ… командующий! — растерялся Там-Там, хоть и слабо, но помнивший, что является офицером запаса. — Мы от фонда мира орудуем! А родину скупаем… для нужд интернационала! Или вы против него?
Но генерал от ответа уклонился. Не отвлекаясь от своего занятия, он скомандовал:
— Настя! Здесь пришли бандиты! Спусти сейчас же Амина с поводка!
Амин ответил лаем и рыком откуда-то из чрева квартиры. Господа грузчики растерзания ждать не стали. Когда Амин прибыл в прихожую, они уже катились из подъезда, сбивая друг друга с ног.
В другой квартире, в доме напротив, на горе чемоданов сидели два немолодых еврея — видимо, братья, — собирались ехать и теперь ждали чего-то: может, такси.
Феликс им мигнул и обратился с вежливым вопросом к старшему брату:
— Родины, извините, не имеется на продажу?
— Это вам ка-кую? — насторожился старший, наклонился и чуть только не упал с горы.
— А гони сразу все, — загорячился Феликс, посчитав сделку состоявшейся. — Хороший, однако, башиш! Гуляй будем! Выпивай будем! За товар не беспокойся! В хороший руки отдаешь!
Феликс, вероятно, их принял за горцев. Он языком зацокал, пальцами защелкал и, поддавая по кадыку, завращал белками в возбуждении. Тогда один из горцев слез, кряхтя, со своей горы. Подошел и плюнул прямо перед сапогом у Феликса.
Там-Там задумался над такой загадкой и только хотел поинтересоваться, а сколько бы сам горец дал, но несдержанный Феликс оскорбился невпопад, завизжал: «Бей нацию!» — и тем самым все испортил.
Огорченный Там-Там принужден был вывести Феликса в коридор. Выводя, Там-Там сделал хозяевам заявление, как иностранцам:
— Не берите, товарищи, Феликса в голову. Это в нем один жизненный инстинкт. Это только при царе бушевали враждебные вихри.
А выйдя за дверь, постучал головою Феликса о стену.
— Уймись, старый черносотенец, — увещевал он, стуча головой (да так, что у Феликса разлетались в стороны жидкие седые волосы). — Еще раз завизжишь про политику, вышвырну из дела!
На третий день им надоело бегать, и они решили учредиться. В исполкоме их направлению деятельности особенно и не сопротивлялись. Один, правда, сперва заюлил:
— А что, — прижмурился, — уже и такое разрешили?
— У нас теперь все разрешено! И ни-че-го не запрещено! — дал ему между глаз цитатой Феликс.
А Там-Там представил с упреком разъяснение:
— Да вы чего здесь, товарищи. На периферии, и то вовсю торгуют. А вы, в столице, и тянете до сих пор?
Короче, к вечеру уже им выделили помещение: бывший ларек по приему посуды. И когда они (получив во всех учреждениях инструкции) приблизились к нему, у ларька хулиганила толпа с большими рюкзаками и чемоданами.
Проинструктированный Там-Там врезался в толпу с криками:
— Граждан, отъезжающих за рубеж, попрошу в сторонку! От остальных соотечественников прием родины в порядке живой очереди!
Отделенные граждане со своим положением, конечно, не смирились.
— Это с какого времени в стране произвол? — приперлись к прилавку два принципиальных старичка в предреволюционных толстовках.
— А вот вы у нас по групповой пойдете, — шепнул им через прилавок догадливый Феликс. — Мы вас сейчас оформим как за попытку организации!
А Феликс сказал:
— А ну, чешите отсюда, курвецы. А не то шары поколю немедля! — приставив поочередно к старичковым шарам два пальца.
И они, расстроенные, как подошли, так и отошли к своим баулам.
— Сказано вам: запрещено! — суровым голосом прокричал Там-Там, указывая тут же направление к черному ходу. Отделенные граждане, снимая убогих и больных, ломанулись куда им было указано.
— Деточки! Деточки! — кричала с земли, из-под сапог, какая-то сшибленная старушка. — Вы мне хоть живот не топчите! Дайте, деточка, я отползу…
Однако деточки отползти не дали. И если б не Феликс, сделали б старушку с землей заподлицо. Феликс очень вовремя выхватил бритву из кармана и лишь только полоснул ею перед носом передних граждан, остальные ждать не стали, их как бы смыло в унитаз.
— Звери, ну какие все оказались звери! — сетовал Феликс, предоставив первую помощь пострадавшей и выстроив отделенных граждан друг другу в затылок дышать. — Вы чего, мать родную не пожалеете? Вам чего, только б наперед всех родину продать?
С этими удивленными словами Феликс брезгливо чистил о штанину обгаженный кровью боевой клинок, не замечая, однако, что обе очереди встретили его информацию с молчаливым одобрением.