Сбылся тот сон Ханговский: вернулся Вертиполох с женою-красою свуяныческой. Пригляделась ему тамошняя девица Люба очетырнадцати лет, дочь внеобручной купеческой дочери Василисы да княжеского сына Светослава. Василиса отдала Любу сразу, не спросив ее решения, потому как завет дал Светослав свой предсмертный — за великого богатыря ее отдать. Мать Любы нрава кроткого была, а дочь ее — упряма и своенравна, как сам Светослав. Приняла ее Ханга с почетом, нарядною. Но и Люба свое княжество скрыла да с поклоном в избу пришла, в самые ножки поклонилась Ханге да Всевласию.
Глядела прабабка Ханга на Вертиполоха, что славу сыскал как богатырь Славь, да наглядеться не могла. Хоть и не был ей сыном, но все ж мил был как родный. Стал он красив, как то солнце ясно — Ярило-батюшка. Огненный он — Ханговский. Волосы те до плеч развеваются, словно огонь горят. Лик его округлый, светлый, с челом белым. Но глаза — словно ель, иглы зеленые, темные, буравят, сверлят, испепеляют. Горесть в них, печаль, тоска… Нет теплоты в глазах тех, нет покою. Глаза-то его блеском холодным сверкают, не мило ему в избе Ханговской да с женою своею Любою. Не находит Вертиполох себе места в избе родной, все ему в бой надобно, силу свою показывать. А как стала жена его, Люба, на сносях ходить, что уж все деревенские заприметили, то отпросился он у Ханги, прародительницы своей, на службу у князя главного. А после уж у жены своей, Любушки, на возврат к князю, на службу. Не по нраву ему жизнь тихая, мягкая. Огня дух его требовал, побед над врагами! Отпустили его Люба да Ханга. Прародительница именем новым нарекла, Верхоглядом, да меч свой сильный отдала для побед его будущих. Перед отъездом его поведала бабка всю правду о матери его да отце. Но он своего не поменял: называл матерью Хангу, а батюшкою — Всевласия. Уехал он к князю на службу, да и не вернулся. Сгинул, и даже мудрая Ханга не ведала о нем.
А когда ж осередок осени пришел, листья стали желты да в багрянце, Люба привела сильного и здорового сына, Родиполка. Приводила она его по обычаям да нравам Ханги-богатырки, в спаленке, на одре пуховом, где с мужем лежала. В том ложе, говорила прародительница Ханга, любовь сильна, защита для матери-молодицы да дитятка. Стыдилась Люба, ведь чудно-то было, чтобы в спаленке дитятко приводить, все-то бабье напоказ выставлять. Ведь у них — свуянычей — по-другому все было: приводили детей в баньке, чтобы молодицу водой окатить да дитятко в свежей водице искупать. Но того Ханга не принимала, все на свой лад делала. Там, где зачато дитятко, там и приводят, чего того стыдиться, все то ладное, говорила мудрая прародительница. Люба на то не отвечала, не перечила, уступила Ханге — матери великой.
Привела она Родиполка через отри дня опосля осеннего равноденствия. Все то, что мать его Люба скрыть хотела, все на дитятке отметиной появилось: пятно родимое — как обруч княжеский. Люба Светославна скрыть род свой хотела, стыдилась, что без обручной мать ее, Василиса, привела. Но того у нее не получилось: одарил Светбог пятном ее сына, да прямо на шее, сбоку, открыл всем, что роду он княжеского, гордого. Малец тот был светел, ярок, с волосами огненными, слегка курчавыми. Приняла Ханга младенца, взглядом его строгим окинула да именем нарекла Родиполк.
— Будет велик он, словно тот рюрик (самый сильный богатырь), славу сыщет богатырску, — говорила прабабка, взяв ребенка на руки. — Но и другую славу он примет — ведемскую, великого кудесника. — А сама подумала: тяжко ему будет, один он таков будет. Но матери его не сказывала: негоже волноваться, а то и сама мать накликать беду может.
С малолетства, как только смог Родиполк держать тонку палку, стал его прадед Всевласий учить мечом владеть. Но заместо меча поначалу была у Родиполка палка; чем больше рос он, тем толще находил Всевласий ему сруб. А как стало ему очетырнадцать лет, так Всевласий вложил в его руки свой меч именной — Своярт, а сам стал в руки длинные бревна брать. А как начал Родиполк толсты срубы с одного маху рубить, так прадед-богатырь стал учить его на руках драться. У Всевласия-то руки сильные, большие, богатырские, а захваты-то еще сильнее, но Родиполк того шустрее, выходил из них. Прабабка Ханга на все то искоса смотрела да посмеивалась. Заприметив, что Родиполк Всевласия своими руками побеждать стал, она в свое богатырское оделась да супротив Родиполка пошла. У нее-то руки небольшие, но цепкие. Как они внука сзади-то обхватят да спереди на грудине сцепятся, так Родиполк и вырваться не может. Да что там вырваться, шевелиться-то тяжко! Но и свою прабабку победил он. Руку-то ей повернул да так вывернул, что Ханга той руки отри дня не чуяла. Но тому Ханга рада была: знать, велик ее правнук будет, богатырь.