Родиполк, проезжая чрез малу деревеньку, любовался красою изб разных, малых да больших. Крупной избы отдельной али малого терема, что для гостей заведены были, он не отыскал. То пристанище стал искать у простого люда. Проехался он по дороге той узкой, что мимо домов шла, да украдкой просмотрел все избы, а после к одной малой вернулся. От избы той он почуял доброту и любовь, и решил, что пристанет только здесь.
Изба эта была малая, но добротная, изгородь низенькая, но крепкая. Как только постучал он в дверь, в небольшом оконце мелькнул свет от зажженной лучины. На двор вышла краса-молодица из народа опричников, испросила, чего хочет путник. Родиполк ответил ей и, зная обычаи, добавил, что с добром и миром. Она же глазом востра была и признала в нем волхва али ведуна, а потому отказывать побоялась. За ней же мужик, что из русичей был, вышел, кобылку Родиполкову напоил да накормил. И знал богатырь, что и почистит Синявку да полотнищем накроет, чтобы та остыла да отдохнула.
Молодица же в избу позвала, на стол скатерку родовую, нарядную, положила, белую с вышивкой алой, поставила кувшин молока да хлеб круглый. Поклонился ей низко Родиполк за доброту материнскую, отведал еще теплого хлеба и молока. Положив под голову суму, лег на пол, подле лавы. Да так и уснул. Проснулся же от того, что на него пристально глядели. Округ столпились дети. Старшей девочке — годков одесять-одиннадцать, младшему — не больше пяти. Они прятались друг за друга, боясь его, а старшенькая вышла вперед всех да изучала его пристально. Была она кровей смешанных — опричников да русичей. Глаза у нее большие, опричненские, карие, темные, жгучие. А остальным-то она — в русичей: длинные золотые волосы пушистые до пояса развеваются да кожа светлая, с белизною. На голове — повязка через лоб, алая с вышивкою, сзади затянута, а по бокам — с кистями длинными. Одета она в ребяческое: платье широкое да светлое, тонкой лентой подпоясанное, с кистями красными.
Родиполк взглянул на нее да увидал ее в очетырнадцать лет, красою. Вот стоит она перед ним, краса-загляденье. На него смело смотрит глазами карими. Он улыбнулся ей, молвил тихо да ласково:
— Пойди-ка, не забойся.
— Не забоюсь я! — ответила она бойко. — Но мамка наказала: не подходь к нему, потому как оборотень он.
Поняв, почему они собрались, Родиполк добро улыбнулся и мягко молвил:
— Зря-то вы собрались, не оборачиваюсь я, месяц уж не тот.
Дети огорчились, но ненадолго, как все малые ребята. Недоверчиво еще раз взглянули на Родиполка, убежали. А через минуту позабыв все, весело да шумно разбежались по всей избе да на малый двор. Но старшенькая большеглазая девчушка не ушла, а ближе подошла, не страшась, да вымолвила:
— Ну, то ладно. Ты коли поедешь, я-то ждать буду, чтобы увидеть перевертыша.
Она хотела уйти, а Родиполк крикнул ей вдогонку:
— Как величать-то тебя?
Она обернулась от дверей, вострым взглядом смерила его и сказала:
— Звать-то меня — в честь батюшки родного, Мирославою.
— А мать-то твою? — опять спросил Родиполк, не тепля надежды на ее ответ. Ведь малые дитятки не сказывают о своем роде да о прародителях.
Но Мирослава оказалась смелою и ответила ему:
— Орантою Макеевою.
— А ты, стало быть, Мирослава Макеева.
Она кивнула и вопросительно посмотрела на него, боясь спросить его имя. Но Родиполк все понял и сказал: