— Сколько раз я должен повторять тебе, чтобы ты не подходила ко мне сзади? — ворчит он, но нежнее, чем раньше.
— Прошу простить, я снова витала в облаках и совсем забыла, — усмехается Сейла, совсем не чувствуя за собой вину и не убирая рук.
Она ставит рядом с ним на стол серебряную чашу. Заметила, что служанки в этот раз не принесли даже золотую — побоялись. А он одиноко сидит, и не пьёт, и не ест, и не может насладиться этим вечером. Поэтому Сейла решила сделать всё сама и именно так, как ему нравится, чтобы он не злился и просто мог расслабиться, зная, что находится в полной безопасности.
— Хочу спрятаться здесь, рядом с тобой, — шёпотом говорит она. — Вдруг тут, среди всех этих гостей, есть тот лорд, которому я была обещана? Вдруг он, несмотря на все мои отговорки, придёт и заберёт меня к себе?
— Не переживай, — отвечает Шейн, отводя взгляд. — Я отменил вашу помолвку. Я отказал ему, как ты и просила.
— В самом деле? — удивлённо спросила Сейла. — И когда же?
— После того, как ты сбежала в бордель.
— Оу, ха-ха-ха, да, прости уж меня за это… — усмехнулась она стыдливо. — Но что, если он всё же здесь? И если он решит, несмотря ни на что, забрать меня силой?
— Я никому тебя не отдам. Обещаю.
Эти слова просто растопили её сердце. Она была растрогана до глубины души. Давно она не видела Шейна таким. Неужели было достаточно одного краткого разговора? Знала бы, заставила бы его раньше поговорить с Хаз. Но всё же это был его собственный выбор — открыться, а Сейла очень ценила возможность собственного выбора.
Когда она так нежно улыбается, Шейн чувствует невероятное спокойствие, и почему-то его мысли сейчас, хоть и заглушены шумом и музыкой, но чисты и ясны как никогда.
Хаз не рискует к ним подходить, чтобы не разрушить благоприятную атмосферу. А ведь она хотела поблагодарить Сейлу от души за платья, что та ей подобрала. Хоть они и совсем не подходят её коротким волосам, зелёным глазам и мальчишескому лицу. Но это не столь важно. Важнее всего то, что Шаба на пиру не видать. Хаз не отступается от своих суждений и фраз. Однако она обдумывает их снова и снова и предполагает, что могла быть чересчур резка с ним. Могла подобрать слова мягче и правильнее. Шаб ведь… Он ещё совсем мальчишка, который не думает о том, что делает. Но, тем не менее, он принц. Это же всё наверняка было несерьёзно. Злость на родителей бывает у всех, но вряд ли рука Шаба поднялась бы против короля. По крайней мере, Хаз очень хочет в это верить. Во всяком случае, она сделала, что могла, чтобы предотвратить ошибку. Решение принимать ему, и Хаз ничего не может с этим поделать. Однако, если бы не она, Шаб бы даже не подумал о ядах и отраве. И это её сильно гложет.
Нил напивается. Просто вливает в себя бутылку за бутылкой, не заботясь о том, что будет ждать его завтра, будто это его последний день в этом мире. Пошатывается, порою заваливается на стол с закусками, но его взгляд не мутнеет, а язык остаётся столь же острым, как и всегда, пусть и мелет ерунду. Пьянеет лишь его любовь и обида на короля. Но если короля утопить нельзя, то обиду на него в вине — можно.
— Прошу прощения, Вы в порядке? — слышит он низкий голос и неспешно оборачивается. Наверное, последний раз он видел экзорциста столь близко, когда пришлось выносить её из темницы на своей широкой спине, а она дрожала и всхлипывала, как малое дитя. И как он мог тогда, в первый раз, перепутать её с мужчиной?
— В полном. А с чего бы Вас это заботило? — усмехается он. — Я не болен на голову, не нужно лечить меня или изгонять из меня нечисть. Я, чтоб Вы знали, ни разу в своей жизни не давал хвори завладеть своим телом. Если, конечно, не считать хворью женщин.
«Хотя сейчас я болен Стеллой», — подумал он и хлебнул вина, смотря в пустоту.
— Я весьма за Вас счастлива, однако же Вы с трудом стоите на ногах, а Ваш язык заплетается, — молвила Хаз непринуждённо. — А я бы хотела задать Вам вопрос. Может ли быть, что Вы осведомлены, где находится принц Шаб? Собирается ли он вообще явиться на пир?
«Не стоило его оставлять вот так», — с волнением думает Хаз.
— Конечно, он вскоре должен появиться, ведь всех своих отпрысков король согнал в зал, и Шаба тоже загонят рано или поздно. Не спрячется же он где-то, в самом-то деле. А даже если и так, его всё равно найдут. Эти гады найдут даже в Аду. А Шаб не столь незаметен и скрытен, как он думает.
Нил усмехнулся и отпил очередной глоток. Хаз осуждающе оглядела его. Но ей было интересно, что он хотел этим сказать. Может, то, что мотивы Шаба абсолютно очевидны? Сейла тоже заметила его жажду убийства. Могут ли они также догадываться о чувствах, которые Шаб испытывает к Эдее?
— А чего Вы им интересуетесь? — заискивающе поинтересовался Нил. — Помнится, монашеский устав запрещает подобное. Но если хочется преступить обеты, так чего ж противиться? Лишь шаг — и он весь Ваш. Он ведь девственник, Вы же столь похожи.
— Вы пьяны и несёте чепуху, Ваше Высочество. Доброго Вам вечера, — с лучезарной улыбкой прощается она с Нилом, поклонившись и скрывая смятение, и спешно удаляется.
Такие разговоры говорят лишь о том, что мужчина преступает свою границу трезвости. А монашки не особо ладят с нетрезвыми мужчинами, знаете ли. Нил и сам не знает, что несёт. Да и он ошибся в том, что Шаб… Нет, нечего думать о Шабе. Это не её дело и не её секрет. И Хаз умеет держать язык за зубами, но вот мысли в узде сдержать сложно. Она всегда считала, что ей безразличны людские тяги и страсти. Но ей безразличны свои, а вот чужие - наоборот. Хоть и совать нос не в своё дело тоже, по сути, грешно. Но что ей ещё делать, если саму её ничего не притягивает, кроме жизни других? «Так чего же противиться…»
Шаб объявляется. Тихо и неслышно, будто призрак, он входит в зал, и никто его даже не замечает за гулом музыки и развлечений. Потому что всем плевать на такого, как он, и всегда было плевать. Но Хаз замечает. И Нил тоже — Хаз видит, как он наливает алкоголь во второй бокал — не себе же, в самом деле, ему и так уже много. Сейла и Шейн смотрят. И Хаз видит, что Шаб и вправду незаметен, но на него всегда обращает внимание вся его семья. Что бы он ни говорил и как бы к ним не относился, но они видят его даже сквозь пьянящий дурман и скорбный плач. И он, как бы ни отрицал, тоже видит их.
Шаб проходит мимо Хаз, не бросая ни слова, и, перенимая у Нила бокал, сразу же делает глоток.
— Ты что, идиот, вдруг оно отравлено? — хохочет Нил пьяно.
— Судя по твоему виду, весь яд уже всосался в твою голову, — кривится Шаб от кислоты и приторности вина. — А если б он и был, то что с того? Будто сдался я здесь кому-то.
— Кому-то и сдался, — ухмыляется Нил с намёком, но Шаб абсолютно его не понимает и лишь фыркает.
— А ты почему не в борделе сегодня? — язвительно замечает Шаб. — Неужто поссорился со своими шлюхами?
— Заткнись, — отрезает Нил, нервно делая глоток.
— Что, правда, что ли? Тоже никому не сдался? — смеётся Шаб. — Скажи же, здорово быть ненужным? Всем плевать на тебя, и никто тебя не трогает, не мешает и не ограничивает.
— Мне никогда не могли помешать никакие ограничения. Я всегда делал то, что хочу. И тебе не мешали. Ты принимал их и делал так, как тебе велели.