— Боюсь, я не могу об этом рассказать. Это слишком личное, Ваше Высочество, — Хаз прикрыла глаза и поклонилась.
— А-а, понятно, — Сейла не стала выспрашивать, но всё же выглядела немного обиженной, потому что ожидала взаимного раскрытия. Но потом она вздохнула, улыбнулась и задала другой вопрос: — Ладно, а расскажешь, как тебя до этого звали? И кем ты была, что жила в таком месте, где волосы нужно коротко остригать?
Хаз сделала короткую паузу, глядя на принцессу с улыбкой.
— Раньше меня звали Хезер. И я была монахиней.
***
— …А вот я, когда в монастыре жила, всякого там навидалась! Вот мужчины были!
Проститутки не знали смущения, поэтому и разговоры свои любили вести достаточно громко. Была в том некая страсть, провокация, стимул. Отчасти соревнование. Падшие женщины часто делились историями своего прошлого, стараясь друг друга переплюнуть в том, кто чего больше за жизнь свою повидал плохого или хорошего. Но были и немногие, что своё прошлое держали под завесой тайны.
«Подумать только, из монастыря да в бордель. До чего порою доводит нас жизнь», — в таких раздумьях хозяйка проводила утро, выпивая бокал чего-нибудь некрепкого. Не столько ради своего собственного удовольствия, сколько ради удовольствия своих клиентов. Мужчинам нравятся податливые женщины с томными взглядами, поэтому во всём есть свой расчёт.
Стелла умеет вести беседы и заводить речь туда, куда нужно ей. Даже если на самом деле она не любит разговоры и предпочла бы молчать. В свободное от работы с мужчинами время Стелла лишь задумчиво молчит и слушает, но девочкам вести беседы и сплетничать она не может запретить никак. Пусть хоть чем-нибудь в жизни тешатся, раз эта самая жизнь завела их в бордель.
— Я хочу уйти, — отвлекая хозяйку, безымянная проститутка, которая не проработала и двух месяцев, встала перед ней на колени. Стелла кашлянула и поставила бокал на стол, сложив руки на груди от недовольства. Хозяйка никогда не требовала от куртизанок стоять перед ней на коленях, а эта сама поставила Стеллу в такое положение, будто та смотрит свысока, будто хочет, чтоб ей поклонялись. А подобное Стелле не нравилось.
— Но ты ведь ещё не уплатила свой долг, — говорит хозяйка борделя.
— Я выплачу! Но… не так. Я больше так не могу. Я найду другой способ, леди Стелла.
— Ты знаешь, дорогая, что я не держу тебя здесь. В конце концов, долг ты выплачиваешь не мне и пришла сюда по своей воле, поэтому и уйти можешь в любое время, — ответила Стелла, опускаясь на колени, беря работницу за руки и с материнской нежностью глядя в глаза. Стелла была не такой, как все. Точнее, она хотела таковой быть. Она смотрела на своих девочек сочувственно и нежно и всегда понимала, что сама она абсолютно ничем не лучше их. Но и не хуже.
— Но я должна поблагодарить Вас, что приютили и не были ко мне жестоки. Я не знаю, чем думала, когда решилась продать себя, — жалостливо сказала девушка. — Но я считала, что условия в борделях и обращение будут хуже.
— Это так, — улыбнулась Стелла. — Но я держу бордель не для рабского труда, а для наслаждения. Поэтому я никогда никого не обижаю и не принуждаю ни к чему так, как это делали со мной. Знаешь, люди работают гораздо лучше, когда они сами желают это делать. Но ты не хочешь, и такая ты мне здесь не нужна. Поэтому ступай с Богом и поминай меня добрым словом. И не возвращайся сюда больше никогда.
— Спасибо! — со слезами на глазах молвила девушка. — Я ни за что не забуду Вашу доброту.
— И процент от заработка не забудь отдать.
Стелла подпирает рукой подбородок, и думается ей, что на всех вряд ли хватит её хвалёной доброты. Бизнес терпит от неё убытки. Но Стелла на старости лет не настолько очерствела, чтоб ставить деньги превыше человеческих чувств. В конце концов, после кончины сбережения просто расходятся по чужим рукам, а вот люди её доброты не забудут, верно?
Но иногда и доброта бывает чрезмерной. И, поскольку Стелла всё ещё не смогла провести эту для себя эту грань, никогда в этих стенах не утихнут подобные разговоры:
— …А слышали, что её снова отвергли?
— …Кто-кто?
— Да чёрт с ним кто! Кого — вот что важнее! Нашу Хозяйку! И почему? Мол, старая она!
— Но в тридцать пять лет списывать проститутку со счетов…
— Да будет тебе! Нас и в двадцать пять уже гонят отсюда! Всё же возраст — тоже товар. И он портится.
— А ещё говорят, что с ней невозможно спать, мол, громкая.
— Храпит?..
— Да какое там! Вскрикивает во сне. Плачет. Шугаются все и больше к ней не возвращаются. Одноразовая шлюха. Она бы, наверно, уже давно ушла от дел, если бы не тот клиент…
— Какой? Неужто наш постоянный? И она его… заводит? Правда что ли? Ох-х… Ну и вкусы.
— Так он не спал с ней ни разу. Она, видать, на это надеется. Ну ничего. Вот переспит — и его как ветром сдует!
— Нет, не хочу-у, он ведь такой красавчик!
— И потаскун, каких ещё поискать. Стоят они друг друга, право.
Стелла с ухмылкой отпивает из бокала. Чёрт с ними, с девками. Пусть тешат самолюбие, пока молодые. Пусть говорят, пока языки позволяют, пусть выливают грязь. Пусть наслаждаются хотя бы этой мизерной свободой слова.
Стелла слышит радостный визг девушек и выглядывает в окно. Помяни Дьявола. Конечно, столь бурную реакцию вызвал у них Нил, пришедший, как всегда, до полудня. Хоть время по нему отмеряй. Будто только сейчас удалось сбежать из закрытой темницы. Нил, этот молодой совершеннолетний юноша, дышащий свежестью, вызывал у многих девочек наивные романтические фантазии. Может, потому, что скрывал своё происхождение и статус, а выдал лишь имя и возраст, и в том были некие азарт и таинственность, будоражащие юные души. За два года, что он ходил сюда, он всегда был открыт и дружелюбен, но начистоту так ни разу и не раскрылся никому. Загадочный золотоволосый парень, не дающий девицам спать ночами и крадущий их сердца.
— К кому сегодня, дорогой? — сладким голосом у ворот встретила его Стелла. Должна же она была хоть временами покидать заведение. Поприветствовать постоянного клиента было отличным поводом. — Блондиночку или брюнеточку? Рыжие подорожали, если что. Но я могу скинуть цену, если придёшь завтра на весь день, м?
— Я хочу Вас, — сходу выпалил Нил, чем шокировал и одновременно позабавил Стеллу. Мальчишка-то с норовом оказался. Как будто слышал то, о чём вещали эти грязные рты.
— Разве не знаешь слухи о том, что со мною нельзя уснуть? — хозяйка показала на мешки под глазами, ведь травы, пудра и косметика, которыми она уже давно не пользуется, и раньше не могли скрыть все её изъяны, а теперь и подавно не могут. Они не избавляют от ночных кошмаров.
— А я и не спать сюда пришёл, — твёрдо настоял Нил.
Стелла усмехалась про себя этой ситуации. Будто предсказание услышала. А ведь та девка из монастыря была, а в монастырях нынче всякие ведьмы водятся — может, и впрямь что знала о будущем. И, конечно, на мгновение Стеллу охватила тревога. Вдруг действительно после единой ночи с ней он прекратит посещать бордель. Не хочется утратить такого важного клиента, а ещё хуже для неё — осознание своей ненужности и невостребованности. Но он так настойчив. Непреклонен и совершенно уверен в своём выборе. Что ж, Стелла тоже решает, что отказать в услуге ему сейчас будет не слишком хорошо, раз он проделал долгий путь.
— Имей в виду, я обхожусь дорого, — сдалась она. На это Нил лишь решительно показал ей большой мешочек, в котором характерно позвякивали монеты. Стелла улыбнулась и пригласила его внутрь под заинтересованные взгляды проституток.
Комната хозяйки была самой большой и изящной во всём борделе. Некогда туда стремился каждый, но не дано было никому, а ныне — лишь единицы. Стелла, годами подстраиваясь под чужие предпочтения, имела несколько лиц: она могла быть всем, чем бы клиент не пожелал. Притвориться как рабыней, так и самой королевой не составляло для неё труда. Она могла выкрасить волосы ради этого, могла порвать платье, могла поранить саму себя. Естественно, это всё денег стоило немалых.