В стенах Скотленд Ярда скрывался настоящий лабиринт запутанных коридоров, спиральных лестниц, пустых кабинетов, кладовок для всякого барахла и настоящих крысиных нор.
Шеф сто раз заблудился бы в этом лабиринте, но Каннинг передвигался по нему с уверенностью трамвая, идущего по рельсам.
Наконец, Каннинг распахнул дверцы какого-то шкафа и полицейские проникли в комнату с низким потолком, с которого свисала небольшая люстра с хрустальными подвесками.
На полу лежала разбитая ваза для цветов, ничем не отличавшаяся от той, что осталась в кабинете лорда Дембриджа.
— Хлороформ! — сказал со сдержанной яростью Каннинг.
— Кого-то насильно увели из этой комнаты, усыпив хлороформом, — предположил лорд Дембридж. — Здесь произошла схватка, но очень короткая, иначе вместо черепков осталась бы крошка… Естественная самооборона… Но кто находился здесь, и где мы очутились?
У суперинтенданта опустились плечи, его лицо с каждым мгновением становилось все более и более старым. Он сгорбился, и его мощное тело дряхлело на глазах. Он что-то пробормотал плаксивым голосом, и Дембридж почувствовал, как у него внезапно сжалось сердце перед столь мгновенным распадом этой энергичной личности.
— Где мы, Каннинг? — повторил он.
— Мы в личном кабинете капитана Гровера. Это его укрепленное убежище против таинственных бандитов, наводнивших Лондон. Но они все-таки добрались до него.
— Каннинг! Гровер был убит Джеком-полуночником некоторое время назад! Тогда вы пришли ко мне с совершенно удивительной просьбой… Вы сказали: «Гровер убит, но я прошу вас считать его по-прежнему живым. Оставьте ему удостоверение детектива и сохраните его права. Распорядитесь, чтобы подчиненные продолжали выполнять его приказы».
— Я понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Вы должны принять, что его призрак, находившийся в этом кабинете, продолжал работать на нас.
Для шефа это было чересчур. Он грохнул кулаком по столу.
— Хватит тайн и загадок! Говорите понятней!
Каннинг уселся в кресло и холодно глянул на начальника.
— Я могу немедленно передать вам прошение об отставке, сэр. Вы также вправе отправить меня в тюрьму за отказ выполнять ваш приказ, отданный в интересах правосудия. Но хороший адвокат быстро освободит меня. Я позволю себе предупредить вас об этом. Пока же, с учетом всех обстоятельств, я буду молчать в интересах этого же правосудия.
Лорд Дембридж до крови прикусил губу.
— Полагаю, что мне стоит остановиться на второй возможности, — буркнул он.
— Замечательно, сэр. Вы посадите меня под замок на трое суток. После этого я выберу…
Они замолчали, забыв закрыть рот. Взгляд Каннинга застыл на стене напротив.
Послышались шаги; судя по всему, они раздавались из-за стены.
Дембридж увидел, что Каннинг целится из своего револьвера в висящую на стене гравюру, созданную способом процарапывания рисунка на металлической пластинке.
Стена затряслась. Открылась хорошо замаскированная дверь.
Каннинг навел револьвер… Внезапно его лицо посерело.
— Что происходит? — пробормотал лорд.
Суперинтендант тяжело дышал, словно ныряльщик, оказавшийся на поверхности после погружения на большую глубину.
— На этот раз я подчинюсь вам, милорд, — произнес он бесцветным голосом.
Будет не совсем правильно сказать, что Харлисон обнаружил странное существо, сыгравшее решающую роль в его судьбе, в момент своего печального возвращения на Найтрайдер-стрит.
Он рухнул в кресло, чувствуя невероятную вялость, и почти сразу же заснул. Потом он проснулся, и его взгляд, по-видимому, совершенно случайно упал на муху. Но он опять заснул тем же болезненным сном с горячечными видениями, столь часто посещавшими его после возвращения в Европу.
Он проснулся в очередной раз, когда за окнами ночь сменилась предрассветной серостью; вероятно, именно эти первые признаки начинающегося рассвета заставили его обратить внимание на висевшую на стене напротив картину.
Прекрасная репродукция полотна Гильдебрандта «Воин и его сын», напоминающая по манере Ван Дейка. Картина в глубоких тонах была широко известна в Германии в прошлом веке.
Взгляд Харлисона нередко задерживался на суровом лице воина, смягчившемся благодаря присутствию рядом с ним улыбающегося толстощекого ребенка.
В композиции присутствовало немного предметов: рукоятка меча на фоне спинки дубового кресла, большой глиняный кувшин, книга, шлем…
«Шлем!»
Слова, исторгаемые трубой воздухозаборника, вспыхнули в памяти австралийского инженера.
«Муха слетела со шлема. Она села на крест».
«Крест!»
Харлисон полностью проснулся, и его взгляд жадно скользил по картине. Да, на ней был изображен и крест — это было перекрестие в окне с витражом.
И на кресте… Да, на кресте сидела муха, обычная комнатная муха, готовая к полету после ночного отдыха.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы подойти к картине.
Картина была воспроизведена на доске из твердой древесины, слегка вибрирующей при нажиме, словно кнопка электрического звонка из слоновой кости.
Харлисон попытался улыбнуться, но вместо улыбки его лицо исказила гримаса.
Он плохо разбирался в детективной литературе. Хотя вполне достаточно для того, чтобы узнать те более или менее гротескные предметы, которые передают тайные сигналы действующим лицам или играют роль загадочных сезамов.
С сильно бьющимся сердцем он сильно нажал на муху; насекомое выскользнуло из-под его пальца и исчезло.
«Неужели она живая?» — подумал он, но тут же догадался, что это было невероятно искусное механическое изделие.
Его ожидало разочарование — ничего не изменилось.
В романах часть стены тут же начинает медленно поворачиваться, открывая темный проход, ведущий в мрачные подземелья.
Какое-то время Харлисон ожидал, что перед ним появится загадочная красная комната, но столовая осталась такой же, какой была всегда в своей буржуазной примитивности.
Достаточно подозрительная картина по-прежнему висела на стене, не собираясь сдвигаться и упорно сопротивлялась попытке снять ее.
Если же муха не включала никакое устройство, она могла отдавать какую-нибудь электрическую или механическую команду. Но почему тогда она исчезла?
Роуланд машинально потрогал нарисованный крест и внезапно почувствовал под рукой какую-то шероховатость. Оказалось, муха перебралась на крест!
В это же время комната осветилась необычным светом. Харлисон обернулся; несмотря на темноту снаружи, одно из окон светилось желтым светом. Окно в неизвестно откуда появившуюся вплотную к его окну комнату.
Через несколько секунд свет погас.
У Харлисона пробудился инстинкт инженера.
Он снова нажал на металлическое насекомое, внимательно наблюдая за ним. Муха быстро скользнула в сторону, но ему все же удалось заметить, что она спряталась в небольшую щель.
Очевидно, только небольшая часть картины была подвижной, и она поворачивалась так быстро и незаметно, что самый внимательный взгляд не мог уловить перемещения.
Он посчитал время реакции: через двенадцать секунд свет за окном появился снова.
«Значит, часовой механизм, — подумал инженер. — Очевидно, это сигнал… Возможно, что-то вроде светофора, указывающего, что путь свободен».
Путь свободен! Как привлекательно это звучит!
Через пять минут он вскарабкался на промежуточную стену и спрыгнул с нее в неуютный дворик, заросший сорняками, открыл дверь, запертую на простую задвижку и очутился в пустом здании.
«Что стал бы делать здесь полицейский Эдгара Уоллеса?»
Он подумал об этом, блуждая по грязным комнатам с толстым слоем пыли на полу.
«Он, разумеется, стал бы искать следы и отпечатки пальцев».