«И пусть он остается простофилей, так как ничем другим он никогда не был и быть не может. И пусть он оставит в покое болезнь Морвана, которая не сделала ему ничего плохого», — закончил Джоспер.
Эти слова передали Берди.
Действительно, его жена Мод хромала.
Он жил в убогом квартале Айслинггона, где повсюду встречается чесоточный клещ.
Благодаря болезни Морвана, его сестра стала паралитиком перед тем, как попасть на кладбище.
«Магия…»
Внезапно он понял — по крайней мере, частично — причину этой одержимости, разглядев ее в ПОРОСЯЧЬИХ ГЛАЗКАХ Мак-Тейта, ОГРОМНОМ БРЮХЕ Росса и ТОЛСТОЙ РОЖЕ Джоспера.
Ему показалось, что кто-то внутри него — пожалуй, он мог бы даже сказать, что это был голос — высказал свое одобрение. В тот же миг он подумал о своей скончавшейся сестре.
ЕЕ ЗВАЛИ ЦИРЦЕЯ.
Вернувшись домой, маленький доктор принялся копаться в картонках, заполненных книгами, принадлежавшими его сестре.
Цирцея Берди была странным существом. Закончив университет, она отправилась в Грецию, откуда вернулась через несколько лет с новым переводом Гомера, принесшим ей подлинную славу, а также с новой версией «Одиссеи».
Второй перевод был принят издателями только после серьезной переработки и больших сокращений. Эйб Берди внезапно вспомнил, что на одной из выброшенных страниц находилась фраза, таким странным образом застрявшая в его памяти.
«Магия…»
В этой фразе шла речь о волшебнице Цирцее, дочери Солнца, превратившей спутников Улисса в свиней.
Прокопавшись всю ночь в бумагах, Эйб отыскал эту страницу.
— Газеты пишут, что Скотленд Ярд и все полицейские Англии стоят на ушах, пытаясь обнаружить Мак-Тейта, Росса и Джоспера. Эта троица исчезла внезапно, как дым на ветру, — сказала Мод, отложив утреннюю газету.
Она встала и заняла свое обычное место у окна.
— Ах, Эйб! — весело воскликнула она, — подойди сюда, посмотри, какое замечательное приобретение сделал Саммер, наш мясник. В нашем меню можно ожидать изменения к лучшему!
Берди подошел к окну и увидел Саммера с двумя подручными; каждый из них держал на веревке огромную свинью, розовую и жирную.
— Если бы Цирцея оставалась с нами, она наверняка завязала бы дискуссию по схоластической диалектике на тему: «Что держит свинью, которую ведут на бойню: веревка, или человек?» Но я думаю только о котлетах или о жарком, которое получится в результате, — смеясь, сказала Мод.
— Саммерс говорил, что ему редко удавалось купить такую прекрасную свинью, — сказала Мод, ставя на стол блюдо с жарким несколькими днями позже. — Попробуй эту спинную часть, Эйб, ты никогда не пробовал более нежное мясо…
Она была права, но доктор только огромным усилием заставил себя проглотить кусочек.
Златка[70]
(Le bupreste)
Посвящается доктору философии А Клэри
Говорят, что вы считаетесь одним из лучших психиатров в Лондоне.
Некрасивое лицо доктора Чамли осветилось улыбкой. Нельзя сказать, что он страдал особой чувствительностью к подобным комплиментам, но в данный момент он был больше, чем обычно, расположен к доброжелательности, так как собирался выпить пятичасовой чай с прекрасной Джудит Флосс.
— Говорят? Это очень расплывчато и неопределенно, — ответил он, пребывая в прекрасном настроении. — Позвольте, я просмотрю вашу карточку… Здесь сказано…
— Бенжамин, Мастон Джонс, эсквайр. Коу Кросс, 57.
Чамли еще раз улыбнулся. Коу Кросс находится в Клеркенвелле, то есть в самом сердце Лондона, в двух шагах от Фаррингдон-стрит, где очень скоро, то есть в пять часов, он встретится с Джудит Флосс.
Он не торопился, записывая адрес, так как одновременно думал о красавице и оценивал свои шансы.
Смуглый, с большими глазами навыкате, с непослушной шевелюрой, с массивной фигурой, он был физически не очень привлекательным, и отдавал себе отчет в этом. Но он был богат и почти что знаменит, что на весах Афродиты было достаточно весомой характеристикой.
В соседней комнате пробили стенные часы.
У него было достаточно времени, и значительную часть его он мог посвятить клиенту до того, как направиться на Фаррингдон-стрит.
— А теперь скажите, на что мы жалуемся?
Чамли неоднократно констатировал, что эта формулировка, в которой он как бы связывал свою личность с личностью пациента, нравилась последнему и подталкивала его к откровенности.
— Кое-кто считает это даром, — ответил Джонс, — но я уверен, что это недостаток, несчастье, даже проклятье.
Чамли более внимательно посмотрел на сидевшего с противоположной стороны стола из красного дерева: человек среднего возраста, весьма обычный.
«Комплекс неполноценности, проявляющийся в тенденции к мании преследования в начальной стадии», — подумал он.
— Это трудно, очень трудно — сначала рассказать, а затем понять…
— Я знаю, — сказал уверенным тоном Чамли, — но вы должны рассматривать врача, тем более, психиатра, не столько как врача, но как исповедника.
— Или как того и другого одновременно, — как врача, который лечит, и как исповедника, который прощает, — быстро ответил клиент.
— Это очень хорошо сказано, — согласился Чамли. — А теперь поговорим, полностью доверяя друг другу.
— То, что овладевает мной — это сила, могущество, способность, — начал Мастон Джонс.
И Чамли второй раз отметил привычку пациента приводить одновременно по два, а то и по три термина, каждому из которых он придавал большое значение.
— Способность — к счастью, случайная, потому что в тот момент, когда у меня проявляется эта способность, я не могу использовать ее по своему желанию. Мое состояние начинается с легкой, но очень странной головной боли, тиканья маятника в ушах, ощущения сильной жары; затем я внезапно буквально вспыхиваю.
— Вот как? Вспыхиваете? Настоящим огнем?
— Да, зеленым огнем, который часто наблюдается во время грозы. Это потрясающе красиво и невероятно жутко!
— Это и есть ваша способность?
— Нет, это всего лишь признак того, что она приближается. К счастью, в эти моменты я обычно оказываюсь один, и возле меня не находится никакое живое существо, которому я вынужден создать подобие.
— Вы не могли бы уточнить, что с вами происходит? — спросил доктор.
— Увы, я буду вынужден сделать это уточнение. Но, прежде всего, позвольте мне спросить у вас, не возникает ли у вас стремление к поиску сходства между некоторыми людьми и животными, или наоборот, между животными и людьми?
— Такое случается со мной, как и с другими людьми, — ответил психиатр, и подумал, с каким бы прекрасным представителем животного мира он мог бы сравнить Джудит Флосс.
— Это стремление у меня проявлялось всегда, — продолжал Мастон Джонс, — но не странная и жуткая способность, о которой я начал вам рассказывать. Вот пример. Однажды вечером около месяца назад, когда я положил на стол мою трубку, я внезапно почувствовал ритм маятника и невероятный жар охватил все мое существо. Зеленый огонь пробежал изумрудной волной по моим рукам и по лицу.
В этот же момент большая рыжая кошка вскочила в комнату через приоткрытое окно и посмотрела на меня своими золотистыми глазами.
По ее красивым глазам, по необычному выражению морды, по типично кошачьей гибкости ее тела я уловил невероятное сходство кошки с женщиной, и почти вопреки себе почувствовал желание и приказал:
— Стань женщиной!
И на месте небольшого рыжего животного появилась великолепная обнаженная девушка с золотистыми глазами и свирепым выражением лица.
Она бросила на меня взгляд разъяренной тигрицы, мяукнула по-кошачьи, бросилась к окну и исчезла в темноте.
Почти сразу же зеленый огонь пропал, и способность покинула меня, как обычно и бывает.
70
Златки (