Тень в промежуточном порту
(L'ombre d'escale)
Вы действительно хотите увидеть дом, сэр?
Вопрос был задан по-английски, а это язык безупречно правильный, от которого несет школой, и он прозвучал в двух шагах от меня, хотя из-за ночной грозы я не смог разглядеть говорившую.
Просто тень, такая же, как множество других теней, населявших старый порт.
На северо-западе полыхало зарево огней Барселоны, такое яркое, словно там буйствовало ярмарочное празднество; на востоке в воде дрожали отражения позиционных огней торговых судов.
В темноте светились глаза, то красные, то зеленые, на верхушках мачт вспыхивали светлые звездочки.
Мои ноги запутались в траве, и услужливая рука помогла мне высвободиться.
— Благодарю вас, мадам, — сказал я, потому что эта рука была женской.
— Но вы действительно хотите увидеть дом, сэр?
— Ах, да, этот дом… Действительно, почему бы и нет?
Мне показалось, что стоявшее рядом со мной и замолчавшее существо испытывает чувство смущения.
— Мне кажется, сэр, что у вас возникло ложное представление о… Это обычный дом, одиночество внутри него такое же полное, как и вокруг… Вы действительно помощник капитана с «Эндимиона»?
Я повернулся к моему судну, на котором горели керосиновые фонари и рычали нутряными голосами лебедки, выгружая кардиффский уголь в портовые баржи.
— Да, это так. «Эндимион», углевоз из Халла. Я Ларкинс, старший помощник капитана судна. А вы?
— Господи, кто я… Какое это имеет значение? Я та, кто может показать вам дом.
Мое сердце сжалось, и я невольно отшатнулся, словно почувствовав отвращение.
— Вы имеете в виду дом, где убили Энди Рассела, бывшего до меня помощником капитана «Эндимиона»?
— Именно так, сэр.
— Почему вы хотите, чтобы я пошел смотреть на следы этого ужаса? Я немного знал Энди, это был отличный парень, но у меня нет долга перед его памятью.
— Это нужно сделать потому, что одна бедная женщина просит вас об этом, господин офицер. Я живу в том доме, и это так ужасно… находиться рядом с ним.
— С ним? О чем вы, мадам, я вас не понимаю.
Далекие огни моего судна внезапно отбросили свои отражения к унылому берегу, и я разглядел высокий стройный силуэт и блестящие жемчужины на белом лице… Безмолвно текущие слезы…
— Он возвращается, сэр! Он приходит туда! Его душа… Она отвратительна. Души, которые не могут найти божественный покой, принимают мерзкие формы, чтобы иметь возможность существовать рядом с живыми. Он превратился в ночное существо, мучающее меня. Может быть, он захочет выслушать вас и уйти… Уйти и затеряться во мраке, которому он давно принадлежит.
Голос, залпом высказавший мне эти фразы, был печальным и усталым, словно он пересказывал скучное домашнее задание; во мне вспыхнул протест.
— Тело Энди Рассела было предано земле, — сухо ответил я. — Я побывал на его могиле. Его родные, его братья и сестры украсили ее цветами.
— Разумеется, так оно и было, — нервно воскликнула она. — Но его душа не последовала за телом и осталась здесь.
В этот момент катер речной полиции вышел из внутренней гавани и луч его прожектора скользнул по воде.
На протяжении нескольких секунд мы были залиты ярким светом прожектора.
Лицо стоявшей возле меня женщины было ослепительно прекрасным, и я вздрогнул от неожиданности.
— Я готов идти с вами, мадам, но, если вы пытаетесь завлечь меня в ловушку, я забуду, что вы леди, и вы станете первой из числа тех, кого мне придется застрелить.
— Ради вашей помощи я готова перенести даже оскорбление, — ответила она с мрачной радостью.
Мы долго шли по прямой, словно нанесенной по линейке, дороге, проходящей мимо заброшенных промышленных корпусов и свалок; на большом расстоянии друг от друга горели фонари, выглядевшие калеками на хрупких костылях.
Проходя под одним из них, я снова увидел ее лицо.
— Энди Рассел посещал вас?
— Да!
— Он… ухаживал за вами?
Она рассмеялась таким свирепым смехом, что я невольно отшатнулся от нее.
— Говорите прямо, лейтенант Ларкинс, вы хотите знать, любил ли он меня? Да, любил, и я любила его.
Я смущенно опустил голову, несколько задетый этим страстным признанием.
Она обогнала меня на несколько шагов на нашем мрачном пути; пустельга, охотившаяся низко над землей, пролетела между нами со злобным верещаньем. Моя спутница остановилась, и я приблизился к ней.
— Жуткие ночные голоса, — пробормотала она.
Она оказалась так близко ко мне, что я почувствовал, как дрожит ее большое гибкое тело.
— Я прожила всю жизнь в ночи и в страхе. Я больна, моя кровь испорчена. Я родилась в результате жуткого инцеста. Мои преступные родители не дали мне ничего за исключением красоты, и благодаря им в мои вены попала ночь. Ночь, погубившая мое сердце.
«Ну, вот, — подумал я, — она сумасшедшая. Я должен был сразу догадаться. На этом и закончится мое приключение».
Мы как раз проходили под очередным фонарем, и я уловил обращенный на меня взгляд, полный презрения.
— Энди Рассел тоже считал меня безумной, хотя и любил меня, — ответила она, словно прочитав мои мысли. — Меня он привлекал своим крепким и здоровым телом. У него было сердце обычного англичанина, простого моряка; когда он находился рядом со мной, ночь ничего не могла сделать мне. Вы, лейтенант Ларкинс, очень похожи на него — такой же мужественный и крепкий английский моряк. Вашему сердцу незнакомы коварство и обман. Вы тоже могли бы полюбить меня.
— Мадам… — взмолился я.
Но я был человеком, только что пришедшим с моря, изголодавшимся по нежности. Зов всех портов, куда мы заходили, зазвучал в моем сердце.
— Пойдемте, лейтенант.
Дом уже был перед нами, темный на фоне темных зарослей карликового тамариска.
В холле неправильной формы, со светлыми керамическими изделиями на полках, лампа в мавританском стиле разбрасывала цветные блики.
На столике из красной меди стояли бутылка испанского вина, бокалы розового хрусталя, похожие на сосуды из ризницы, и перламутровая раковина, заполненная сигаретами.
— Садитесь в это кресло, именно в нем погиб Энди Рассел, убитый… Кем? Полагаю, его убила ночь…
Быстрым взмахом руки она отодвинула занавеску, и появилась великолепная спальня: широкая низкая постель с бельем полярной белизны, шкуры животных, высокая лампа, игравшая роль ночника.
Она медленно сбросила темный плащ; появилось мраморное плечо, потом ослепительно белая рука.
— Когда я позову: «Ларкинс!», вам можно будет войти.
Занавеска за ее спиной была задернута.
Я не прикоснулся ни к вину, ни к сигаретам; я все еще видел плащ, падающий к ногам этого странного существа.
Послышался разрушающий тишину монотонный шум дождя снаружи; надо мной в том же ритме проносились секунды, которые отсчитывал мой хронометр.
— Ларкинс!
Она окликнула меня громко и повелительно.
Я скользнул за занавеску.
В комнате не было ни души.
Я обошел весь дом, оказавшийся не таким уж просторным. Всюду на предметах мебели и на полу лежал толстый слой пыли; везде я чувствовал настойчивый запах заброшенности.
— Мадам! Мадам!
Я оставался в покинутом доме до утра, но в нем никто так и не появился.
Офицер полиции выслушал меня с серьезным выражением лица.
Ночной охранник видел, как я выходил из заброшенною дома и вежливо предложил мне пройти с ним в дежурное помещение.
Когда я рассказал о моем странном приключении, дежурный покопался в картонной коробке, из которой извлек большую фотографию, наклеенную на черную бумагу.
— Может быть, это она? Ваша дама?
— Да, конечно, это она!
Полицейский поднял на меня взгляд серьезных обеспокоенных глаз.
— Это Изабелла Портез-и-Мендоза… Точнее, это было ее именем…
— Что вы имеете в виду?
— Она убила нескольких морских офицеров-англичан, в том числе Энди Рассела. Осужденная на смерть, она свела счеты с жизнью шесть месяцев назад на эшафоте. Ее задушили с помощью гарроты.