- Умею, - ответила Арья. – Но я левша.
- То, что надо, - отозвался Тирион и достал из кармана банку красной краски, а из-за пазухи кисточку. – Вот, бери и пиши ему на подушке: «Кто убил Лору Палмер?»
- А кто это? – заинтересовался Бран, который любил читать и обожал запутанные истории.
- А я знаю? – ответил Тирион. – Пусть покопается в своих грехах, скользкая он жаба.
Следующим утром Мизинец был похож скорее на тень, чем на человека. Половину ночи он проскитался по темному замку, шарахаясь от каждого шороха и тщетно разыскивая свою комнату. Вторую половину ночи он трясся под одеялом и вспоминал, кто такая Лора Палмер и за что он мог ее убить. И только после рассвета Петир Бейлиш вновь забылся беспокойным сном.
Серый дождливый день тоже встретил Мизинца неласково: когда он спустился в столовую, там уже было пусто, и только у камина сидели братья Старки, Бенджен и Эддард. Петир пожелал хозяевам доброго утра, пытаясь держать себя в руках, и все же рискнул сесть за стол.
- Вы были Мастером над монетой, лорд Бейлиш? – официальным тоном осведомился Эддард, и сознание Мизинца пронзила страшная догадка, что знаменитые генералы кажутся многим простоватыми в основном потому, что тех, кто узнал на собственном опыте, насколько они непросты, давно доели вороны на полях сражений.
- Да, милорд, - смиренно ответил Мизинец.
- Если я возьму эту монету, на которой написано «унция золота», - вступил Бенджен, вертя в пальцах золотой, - и расплавлю ее, какую часть унции я добуду?
Мизинец молчал. В его охваченном паникой мозгу лица Эддарда и Бенджена сливались с лицами Роберта и Станниса, которые, как он боялся, убегая из столицы, стали бы задавать ему точно такие же вопросы, если бы до него добрались.
- Ну что ты молчишь? – потребовал Бенджен. – Я же сейчас пойду и расплавлю, тигль у мейстера есть. Говори давай.
Мизинец по-прежнему молчал, и Бенджен, встав с кресла, зашел к нему за спину.
- У нас в разведке все говорят, - тихо сказал Бенджен, наклоняясь над Мизинцем. – Тебя что, на Стену тащить, сволочь?
- Две трети, - пробормотал Мизинец, и Эддард даже присвистнул, впечатленный такой наглостью.
- Все, - сказал Бенджен, ставя Бейлиша на ноги. – Иди пиши письма своим банкирам, мы сейчас хорошенько пополним королевский бюджет.
- Лорд Бенджен, - зашептал Мизинец, когда Бенджен Старк конвоировал его к его комнате, чтобы проследить за написанием писем. – Я отдам вам половину! Семьдесят процентов отдам!
- Ночной Дозор живет ради своей страны, - наставительно сказал Бенджен. – У нас нет ни жен, ни сыновей. Мы не владеем сокровищами и не ищем славы. Так что ты все вернешь в казну, падла. До монетки.
У двери комнаты Мизинца ждал безголовый рыцарь в доспехах Арренов.
- Наконец-то я настиг тебя, - проговорил рыцарь гулким глухим голосом и взмахнул мечом. – Теперь ты заплатишь за свои преступления.
- Я же не отрубал тебе голову, Джон, - прошептал Петир Бейлиш, в предобморочном состоянии цепляясь за стену. – Это же был яд.
- Ну, козел, - сказал уже нормальным голосом Джон Сноу, высовывая голову из доспехов, - вот теперь ты действительно влип.
========== Победа или нет ==========
Не страшила вовсе нас
Неизбежность наказания.
Помнит весь девятый класс,
Как давали показания…
(с) Несчастный случай
За окном еще только занимался день, когда ворон короля постучал клювом в окно Эддарда. Кейтилин что-то пробормотала сквозь сон и получше завернулась в одеяло. Эддард встал с постели и открыл окно.
«Здрав будь, десница! – писал король. – Получается так, что мы победили, только кого и зачем, я так пока и не понял. В городе на мою защиту поднялся народ, полторы недели была буза, били городскую стражу, били купцов, били лордов с челядью, особенно западных, никого из города не выпускали, стояли под стенами Красного замка и требовали, чтобы я к ним вышел на стену. Менестрели даже написали про это песни. Один, похрабрее, мне спел одну: «Слава ему, он хреновый король, но чернь его любит за буйство и удаль». Станнис хотел менестреля повесить, а я не дал: сказал ведь как отрезал, что попишешь. Это останется в истории, а придворных жополизов забудут – значит, наградить надо менестреля-грубияна, а придворных жополизов можно и повесить, если что, невелика потеря.
В казне у меня относительный порядок, я даже узнал слова «профицит бюджета» - это, вестеросским говоря, когда казначей к тебе приходит и говорит: «осталось немного». Правда, бюджет этот сверстан из расчета, что мы со Станнисом проживем на яичнице. Мы расписали потом на десять месяцев вперед десять пиров и два турнира, и деньги кончились еще посередине списка, хоть по миру иди. А ведь на мне вдобавок долгов три миллиона, как я казнокрадов и жуликов своих ни тряс, больше двух миллионов не натряс».
«Тебе, небось, скучно читать всю эту гиль, - продолжал король, но Эддард решительно мотнул головой, словно друг мог его видеть: Эддард был лордом крепким и домовитым, и порядок в делах уважал. – Но погоди, есть здесь и по твою душу. Помнишь, как мы с тобой сломали дверь в сокровищницу Эйриса, чтоб его черти на том свете в ледяное озеро вморозили? Мы, пацаны, столько золота и представить себе тогда не могли. А теперь весь мой гребаный профицит в этой сокровищнице выглядит так, словно кто-то наблевал на пол. Шарада, а?»
- Шарррада! – подтвердил ворон. – Прррофицит! Секвестррр! В очеррредь, сукины дети, в очеррредь!
Эддард заметил про себя, что лексикон короля, с тех пор, как он действительно взялся царствовать, значительно расширился.
«Я и с этим разобрался, - писал далее король, - хотя над старыми свитками чихал два часа и одним чохом выбил ценный витраж. Таргариены, залюби их дракон, были завоевателями, и все лорды платили им дань. Я, конечно, не мог после победы грести с тебя или с Аррена. Помню, потом меня убеждали, что я не должен брать с Дорна, который иначе не простит мне смерть Элии Мартелл (Мартеллы мне и так, кстати, не простили), потом Ланнистеры вертелись передо мной ужом, а Серсея и подо мной вертелась. А потом не помню, потому что отпраздновали мы так, что до сих пор приятно вспомнить. Так вот, оказывается, я тогда не только пил и дрался, но еще и что-то подписывал, и теперь платят мне только лорды Королевских Земель и Бейлон Грейджой, у которого хватило ума со мной воевать, да и с того есть недоимки за три года. Получаюсь я простой владетельный лорд, вроде тебя или Мартелла, только пьют, гуляют и сражаются в турнирах все почему-то исключительно за мой счет.
Так что мне теперь три пути: либо всю оставшуюся жизнь шататься по гостям и кутить уже на их счет, либо пойти вас всех воевать, либо лезть бронированной рукавицей в свой железный затылок, - в этом месте Эддард рассмеялся, потому что припомнил, с каким грохотом одетый в доспехи молодой Роберт порой задумывался в военные годы. – Как ты понимаешь, мне бы больше по душе было пойти отметелить Ланнистеров, тем более что им я должен больше всего, но, как правильно бы сказал покойный Джон Аррен, «не сделает ли из этого народ Вестероса ошибочных выводов?» Так что чешем теперь башку со Станнисом вместе – ты вот знаешь, например, слово «акциз»? Ничего, скоро узнаешь.
Станнис, оказывается, на меня обиду держал с тех пор, как я отдал Ренли не в очередь Штормовой Предел. Я-то думал, я просто наместников оставляю, приятных рыцарству, а я, оказывается, еще и деньги большие раздавал. Прозрел, называется, на старости лет. А то все эти годы я считал, что Стан дуется, потому что осаду мы с него слишком поздно в войну сняли, и он там суп из сапога варил. Помирились теперь».
- Дурррак! Пррройдоха! – прервал чтение Эддарда королевский ворон. – Казнокрррад! Сила в пррравде! Баррратеон! Деньги! Давай!
«Да, у кого правда, тот и сильней, - согласился про себя Эддард. – Роберт так всегда говорил. А у кого еще пудовые кулачищи и Станнис следователем, тот в два раза сильней».