Демонстрация силы — кажется, это и нужно было разгневанной толпе. И Йолю. Мужчина как-то сразу пришел в себя.
— Дани! Слава Доброму, ты очнулся! Как ты себя...
— Йоль, твоему брату нездоровится, — оборвал Данте лепет меченосца, — Отнеси его внутрь. И дай холодного пива.
Йоль с трудом занес обмякшего Аларика в покои, устроил на лавке в их общей спальне, наскоро накрыл лоскутным покрывалом и поспешил обратно, к малефику. Сквозь неплотно закрытую дверь и окна просачивался только голос Линдура, Данте отвечал ему слишком тихо.
— ...мы имеем право! ...вы видели сами, если бы вы не вышли... виновны только в том, что хотим правды...
Йоль замер за плечом колдуна, готовый в случае чего помочь. Руку от меча убирать было рановато.
— Я могу дать вам правду, — отвечал малефик Линдуру. Толпа успела рассосаться, но, разрозненная, глядела зоркими глазами из-за ограды своих домов, — Но правда — это не то, что в телеге.
— А что в телеге? — скрипел зубами старейшина.
Данте помолчал, склонив голову к плечу. Какое-то время он размышлял, после чего кивнул своим мыслям и поманил Линдура рукой:
— Зайдите, прошу вас. Нам есть, что обсудить. Этот разговор не для чужих ушей.
Повернувшись, Данте сквозь опущенные ресницы кинул красноречивый взор на своего спутника. Руки Йоля опустились. Да уж, не смог справиться с небольшим конфликтом. Да чего уж там — с собственной злостью. Многого же он стоит...
— Сторожи телегу. Народ успокоился, но лучше перестраховаться.
Неприятное ощущение, напоминающее душевную тошноту, накатило на Йоля. Уловив настроение меченосца, Данте без улыбки хмыкнул и закрыл перед его носом дверь.
Чувствовал себя колдун чуть лучше того высушенного парня из гробницы. Руки и ноги казались непомерно тяжелыми, про голову и говорить было нечего. Силы ещё толком не восстановились, как пришлось их вновь тратить! Каждая шалость имела цену, в этом мире всё так устроено. Игнорируя присутствие в доме постороннего человека, Данте протиснулся мимо его массивной фигуры на кухню. Стоило договориться с хозяином дома о постое, как малефик приспособил эту комнату под свои нужды. На многочисленных полках заблестели флаконы, небольшие котелки рядком стояли на столе, пара инструментов для приготовления различных декоктов вроде стеклянных трубок и миниатюрных весов нашли своё место, отодвинув обычную кухонную утварь. Аларик часто из любопытства сидел на стуле в углу, наблюдая за готовкой снадобий и припарок, а Йоль побаивался всех этих подозрительно булькающих отваров, и спешил убраться куда-нибудь в лес с тренировочным мечом.
Едва малефик начал перебирать травы, склянки с подозрительно тёмным стеклом, как легкий вздох сорвался с губ. Здесь всё было знакомо, ясно и понятно. Никаких сюрпризов, никаких людей, никаких проблем. И любое действие всегда приносит результат — для этого не нужно было копаться в чужих головах и разрывать свою собственную бесконечным потоком образов, от которых ты не можешь закрыться.
Отпив острого, приторного настоя на имбирном корне, Данте закусил питье пригоршней сушеных коричневых грибов, покрытых бледно-зеленоватым налетом плесени, и, наконец-то, обратился к топчущемуся на пороге старосте:
— Присаживайтесь, прошу вас.
Малефик заметил, что руки Линдур спрятал под стол. Действительно, нужно ли церковнику видеть, как дрожат у старейшины поселения пальцы?
— Вы хотели узнать, что в телеге. А я хочу узнать, что было в деревне странного кроме восстания беспокойных.
— На кой?
Мелкий, жалкий хапуга, а? Отсутствие симпатии к Церкви одно, открытое неповиновение — другое. Ему следовало бы напомнить, чем пахнут руки хозяина.
Падаль, бессмертник, змеиная чешуя и черепки — не золото, Линдур. О, как ты разочаруешься.
Данте отодвинул стул и неловко упал на него, ноги едва ли слушались. Хорошо хоть язык не заплетался.
— Вы уже слышали эту историю, — раздраженно ответил ему Линдур, — Мне нечего к ней добавить. С утра всё было спокойно, а ночью встали эти долбанные мертвецы.
Не очень-то он почтителен к... как там звучало?.. погибшим отцам и матерям, которых раз за разом приходится сжигать.