О чем еще ПК? О той "силе тяготения", которая заставляет нас уплощать все неплоское.
Мы не можем вытерпеть антиномий, "объемных" ситуаций, требующих — ради верности истине — удерживать сразу несколько равно необходимых, но очень разных, даже противоположных моментов, мыслей, ориентиров. Человек — "монист": он любит любить что-нибудь одно, по крайней мере, в какой-то один момент времени. Иначе — начинает разрываться... И тут приходят на помощь ПК и говорят: если любишь что-то одно, люби осторожно, не забывая и о других объектах любви. Иначе окажешься в дурацкой ситуации. Православная мистико-аскетическая традиция знает ситуации самообмана — "веры в веру", "почитания почитания", запутывания в религиозном языке и благочестивых действиях. Это называется "прелесть". На месте Бога оказывается сам аскет, его "делание", священная видимость. Аскетическая методика предлагает различные способы предупреждения "прелести" или выхода из этого состояния. Но что делать неаскетам, которые не попадают в столь изощренные, субтильные духовные ловушки? Ведь чтобы впасть в настоящую прелесть, надо сначала долго и упорно "подвизаться" на поприще духовного делания. Простые миряне — обыкновенные люди — попадают в обыкновенные маленькие "прелести", часто с первого шага в церкви. Духовные наставники так и говорят им: "мы все в прелести",— имея в виду духовную непробиваемость "среднего" православного. Надо ли пытаться преодолевать эту "прелестную сеть" и как это делать?
К сожалению, благочестивый ритуализм к этому и не стремится. Новообращенный человек, который поначалу переживает настоящий внутренний переворот, слишком быстро начинает любить "все церковное" — все до последней мелочи (ведь мелочи так значительны и часто бывают "знамениями" — особенно для неофита). Он привыкает ходить по литургическому кругу — суточному, недельному и годовому, забывая о том, что с каждым кругом надо бы подниматься на новый уровень, хотя бы и на миллиметр духовного "культурного слоя".
Православный церковный уклад не предлагает мирянам ясной методики духовного усилия с целью духовного движения, зато создает все условия для того, чтобы увязнуть в благочестивой церковной обыденности. Может быть, поэтому и появился "православный коан" — как знак этой методологической недостаточности?
ПК помогает обнаруживать тупики, жизнь в которых равнозначна смерти. Только религиозной "искренности", как справедливо указывает собиратель, совершенно недостаточно: она как раз делает очевидным отсутствие анализа ситуаций и самоанализа', неосознанный отказ от остановки и сверки с координатами. И трагикомический ужас такой "духовности", в которой живут "как заведенные".
ПК свидетельствует: в благочестие нельзя погрузиться и плыть, уносясь течением куда-то вперед... И нельзя плакать о грехах, не имея реальных слез. Наоборот, иногда надо смеяться. Благочестие бывает смешным, но тот не свободен от себя самого, кто не может смеяться над самим собой. Смех выбивает из наезженной колеи, не ведущей никуда.
Собранные в этой книжечке "православные коаны" — это только образцы, отдельные примеры, которым соответствует бесчисленное число подобных казусов в жизни. Если нам так трудно бывает в повседневности постоянно соотносить фундаментальные критерии христианства с конкретными ситуациями, в которых оказывается христианин и на которые он должен по-христиански реагировать, может быть, следует подойти к этой задаче с другой стороны: стараться замечать рецидивы религиозного абсурда и, отталкиваясь от них, задумываться о сути дела?
Да здравствует Православный Коан!
С.К.С.