Ю л и я И в а н о в н а. Ну, допустим.
П а в е л И в а н о в и ч. Жил-был человек, и была у него старая «Волга». Пятнадцать лет держал он личного шофера — руки нет — и катался в свое удовольствие. И вот решает этот человек продать «Волгу» и купить «Жигули — люкс», за семь с половиной тысяч. (Смотрит на Юлию Ивановну.) Вы меня понимаете?
Ю л и я И в а н о в н а. Допустим.
П а в е л И в а н о в и ч. Комиссионка оценивает его «старуху» в две с половиной тысячи, а он хочет восемь, чтобы нового «Жигуля — люкс» даром получить. Так вот, не лезьте вы в это дерьмо.
Ю л и я И в а н о в н а. Сейчас все так делают.
П а в е л И в а н о в и ч. Тем хуже. Пусть себе катается на старой.
Пауза.
Ю л и я И в а н о в н а. А он уже купил… «Жигули».
П а в е л И в а н о в и ч. Да? На какие же средства? Он еще не продал «Волгу».
Ю л и я И в а н о в н а. Откуда вам все это известно? И вообще, я не понимаю, зачем весь этот разговор?
П а в е л И в а н о в и ч. А затем, сударыня…
Звонит телефон.
Ю л и я И в а н о в н а. Библиотека. Я. Здравствуйте, Тонечка!.. Эсмеральда? А что с нею? Сняли с овса?!. Тонечка, я сейчас очень… перезвоните мне… Что?! На мясокомбинат?! Единственную живую лошадь в нашем районе! Передадим в зоопарк. Кстати, они давно ее добиваются. Еду. (Бросила трубку.) Мы продолжим этот разговор.
Входит Д и н а.
Д и н а. Что случилось?
Ю л и я И в а н о в н а. Эсмеральду сняли с овса! (Уходит.)
Д и н а. Какой кошмар! (В дверях.) Добрый день.
П а в е л И в а н о в и ч. Здравствуйте.
Дина снимает плащ. Накрывает на стол.
Д и н а. Садитесь со мной завтракать.
П а в е л И в а н о в и ч. Благодарю, я уже.
Звонит телефон.
(Сняв трубку.) Библиотека, ремонт, неизвестно.
Д и н а. Ну, чаю стакан вы можете выпить?
Павел Иванович садится за стол.
Д и н а. Вы — семейный?
П а в е л И в а н о в и ч. Нет.
Д и н а. Что же так?
П а в е л И в а н о в и ч. Так…
Д и н а. А этим… ремонтом… давно занимаетесь?
П а в е л И в а н о в и ч. Нет.
Д и н а. Тетя говорила, вы дизайнер.
П а в е л И в а н о в и ч. Да.
Д и н а. Что же это вдруг — искусство на ремесло променяли?
П а в е л И в а н о в и ч. Так…
Д и н а. Вы ленинградец?
П а в е л И в а н о в и ч. Нет, смоленский я.
Д и н а. Где вы учились?
П а в е л И в а н о в и ч. Здесь, в Ленинграде. Сперва в Академию художеств поступал.
Д и н а. О! И что же? Провалились?
П а в е л И в а н о в и ч. Нет, война помешала. Пошел в Народное ополчение.
Д и н а. Так это было?..
П а в е л И в а н о в и ч. В сорок первом.
Д и н а. И всю войну?..
П а в е л И в а н о в и ч. Да, почти! В январе сорок пятого демобилизовали. По ранению.
Д и н а. Вы были ранены? Серьезно?
П а в е л И в а н о в и ч. Осколок залетел (показывает на грудь) вот сюда.
С ц е н а п р и т е м н я е т с я.
Продолжение пролога. У стены дома на тумбе сидит П а в е л И в а н о в и ч. Гремят салюты Победы. После каждого из них Павел Иванович вешает себе на грудь все новые медали. Праздничный гул замирает. Наступила тишина. Короткая очередь из автомата. Снова — тишина. Отдаленный взрыв. Слышится частое дыхание, приглушенный стон.
М у ж с к о й г о л о с. Павел! Павлуха… Слышь! ты… живой?..
Сдержанный стон.
Мать-перемать! Что же они с тобой сделали… (Торопливо.) Сейчас я, сейчас… Паша, потерпи… Вот так, так… Руку-то прими, руку… (Звук раздираемой материи.) Сейчас… сейчас, потерпи, так… еще, еще… Ну, поползли. (Слышно прерывистое дыхание.)
Г о л о с П а в л а И в а н о в и ч а. Оставь… уходи… все.
М у ж с к о й г о л о с. Молчи, молчи… нам… только… до кустов… вон до тех… еще… еще… терпи, парень, терпи, терпи…
Угол дома притемняется, высвечивается столовая.
Д и н а. Не похожи вы на военного.
П а в е л И в а н о в и ч. Какой я военный? Солдатом ушел, солдатом пришел.
Д и н а. И вернулись в Ленинград?