- Входите, - сказал Лиэндер. - Вам, вероятно, нужна миссис Уопшот?
- Я думаю, вы тот самый джентльмен, которого я ищу, - сказала она с таким растерянным и застенчивым видом, что Лиэндер бросил взгляд на свою одежду. - Я мисс Элен Ратерфорд. А вы мистер Уопшот?
- Да, я Лиэндер Уопшот. Входите, не стойте на дожде. Пройдемте в гостиную. У меня там топится.
Женщина последовала за Лиэндером через холл, и он открыл дверь в маленькую гостиную.
- Садитесь, - сказал он. - Садитесь в красное кресло. Поближе к огню. Пусть просохнет ваша одежда.
- У вас большой дом, мистер Уопшот, - сказала она.
- Слишком большой, - сказал Лиэндер. - Знаете, сколько дверей в этом доме? В этом доме сто двадцать две двери. Зачем вы хотели меня видеть?
Она шмыгнула носом, словно у нее был насморк, или даже всхлипнула и стала открывать тяжелый чемоданчик, который держала в руках.
- Вашу фамилию назвал мне один из моих знакомых. Я уполномоченная Института самоусовершенствования. Мы можем принять в число своих членов еще несколько достойных мужчин и женщин. Доктор Бартоломью, директор института, подразделил духовную деятельность человека на семь ветвей. Науку, искусства - как культурные искусства, так и искусства физического благополучия, - религию...
- Кто назвал вам мою фамилию? - спросил Лиэндер.
- Доктор Бартоломью считает, что это скорей вопрос склонности, чем образования, - сказала незнакомка. - Многие люди, которым посчастливилось окончить колледж, тем не менее не подходят под требования доктора Бартоломью. - Она говорила без всякого выражения и чувства, почти со страхом, как будто цель ее прихода была совершенно иной, и не поднимала глаз от пола. - Во всем мире педагоги и некоторые коронованные главы европейских государств одобрили методы доктора Бартоломью, а труд доктора Бартоломью "Наука религии" приобрела Королевская библиотека в Голландии. У меня с собой фотография доктора Бартоломью и...
- Кто назвал вам мою фамилию? - снова спросил Лиэндер.
- Папа, - сказала она. - Папа назвал мне вашу фамилию. - Она начала ломать руки. - Он умер прошлым летом. О, он был добр ко мне, он вел себя как настоящий отец, был готов сделать для меня все на свете. Он был моим лучшим кавалером. По воскресеньям мы обычно вместе гуляли. Он был ужасно умный, но его всегда обманывали. Его от всего отстраняли. Впрочем, он не боялся, он ничего не боялся. Однажды мы поехали в Бостон в театр. Это было в день моего рождения. Он купил дорогие билеты. В партер. Но когда мы пришли туда, чтобы сесть на свои места, нас провели на балкон. "Мы заплатили за места в партере, - сказал он мне, - и мы пойдем и будем сидеть в партере". Он взял меня за руку, и мы спустились по лестнице, и он сказал капельдинеру, одному из этих заносчивых парней, что мы заплатили за места в партере и будем сидеть в партере... Мне так недостает его, я только об этом и думаю. Он никогда никуда не отпускал меня одну. И вот, прошлым летом он умер.
- Где вы живете? - спросил Лиэндер.
- В Наханте.
- В Наханте?
- Да. Папа рассказал мне все. Он рассказал мне, как вы приехали в темноте - словно воры, сказал он, - в что мистер Уиттьер за все заплатил, и как мать не дала ей напоить меня своим безнравственным молоком.
- Кто вы такая? - спросил Лиэндер.
- Я ваша дочь.
- О нет, - сказал Лиэндер. - Вы лжете. Вы полоумная женщина. Уходите отсюда.
- Я ваша дочь.
- О нет, - повторил Лиэндер. - Вы все это выдумали. Вы и те люди в Наханте. Вы все это придумали. Уходите из моего дома. Оставьте меня в покое.
- Вы гуляли по берегу, - сказала она. - Папа помнил все, и вы должны будете поверить мне и дать мне денег. Он помнил даже костюм, в котором вы были. Он говорил, что на вас был костюм из шотландки. Он говорил, что вы гуляли по берегу и собирали камешки.
- Уходите из моего дома, - сказал Лиэндер.
- Я не уйду отсюда, пока вы не дадите мне денег. Вы ни разу не поинтересовались, жива я или умерла. Вы ни разу не подумали обо мне. Теперь мне нужны деньги. После смерти папы я продала дом, и у меня было немного денег, а затем мне пришлось взяться за эту работу. Это тяжело для меня. Слишком тяжело. У меня слабое здоровье. Мне приходится выходить во всякую погоду. Мне нужны деньги.
- У меня для вас ничего нет.
- Папа так и говорил. Он говорил, что вы попытаетесь увильнуть от помощи мне. Папа предупредил меня, что вы будете говорить, но взял с меня обещание поехать и повидать вас.
Она встала и подняла с полу свой чемоданчик.
- Господь вам судия, - сказала она в дверях, - но я знаю свои права и могу добиться их по закону и опозорить ваше имя.
Она пересекла холл и подошла к двери, но тут Лиэндер крикнул ей вслед:
- Подождите, подождите, пожалуйста, подождите! - и тоже пересек холл. Я могу вам дать кое-что, - сказал он. - У меня осталось несколько вещиц. У меня есть нефритовая туфелька для часов и золотая цепочка, а кроме того, я могу показать вам могилу вашей матери. Она похоронена в этом поселке.
- Плевать мне на могилу, - сказала женщина. - Плевать мне на нее. - И она вышла из дома, села в ожидавшее такси и уехала.
22
Дней через десять после обеда с Бетси Каверли переехал к ней. Для этого Каверли пришлось долго убеждать Бетси, но ее сопротивление нравилось ему и выражало, как он считал, ее серьезное отношение к самой себе. Его доводы были основаны - косвенно - на том обстоятельстве, что кто-то должен был заботиться о ней, на том обстоятельстве, что у нее не было, как она сама сказала, толстой кожи, необходимой в большом городе. Чувства, вызванные в Каверли ее беспомощностью, были поэтичными и всепоглощающими, и в ее отсутствие он думал о ней со смесью жалости и задора. Она была одна, и он будет защищать ее. Вдобавок ко всему их отношения развивались весьма бурно, и этот неофициальный брак, или союз, заключенный в чужом, и огромном городе, делал Каверли очень счастливым. Она была той, кого любили, он был тем, кто любил, - в этом не приходилось сомневаться, и это вполне вязалось с характером Каверли и вносило в его ухаживания и в их совместную жизнь пыл преследования. Прежде ее поиски друзей были настойчивыми, но доставляли только разочарование, и теперь Каверли мог вознаградить ее за эти разочарования и огорчения. В Бетси не было никакой претенциозности - никаких воспоминаний ни о балах в местном охотничьем обществе, ни о тощих, длинноногих кабанах, - и она с готовностью, охотно варила ему ужин и согревала его тело по ночам. Ее воспитала бабушка, хотевшая, чтобы она стала учительницей, а она так не любила Юг, что согласилась на любую работу, лишь бы уехать оттуда. Каверли сознавал ее беззащитность, но на каком-то более глубоком уровне понимал ее человеческое превосходство, ее трогательные повадки странницы, ибо она была ею - и не отрицала этого, и, делая все, чего требовала от нее любовь, никогда не говорила, что любит его. В уик-энды они гуляли, катались на метро и на пароме, разговаривали о своих планах и о своих вкусах, а в конце зимы Каверли предложил ей выйти за него замуж. Бетси растерялась, всплакнула, стала ласковой, и Каверли написал в Сент-Ботолфс о своих планах. Он хотел жениться, как только сдаст экзамены в школе Гражданского ведомства и получит назначение на один из ракетодромов, где работали программисты. Он вложил в письмо карточку Бетси, но не собирался привозить свою невесту в Сент-Ботолфс, пока не получит отпуска. Такие меры предосторожности он принял, потому что ему пришло в голову, как бы южный акцент Бетси и ее подчас капризное поведение не оказались неприемлемыми для Гоноры; целесообразней было жениться и произвести на свет сына до того, как Гонора увидится с его женой. Лиэндер, возможно, чувствовал это его письма к Каверли были полны поздравлений и нежности - и в глубине души, возможно, надеялся, что вскоре после женитьбы Каверли для всех них настанут лучшие времена. Эта мысль таилась в глубине его души. Сара была вне себя, когда узнала, что Каверли не будет венчаться в церкви Христа Спасителя.