Принимая во внимание, что пенсия Надворному Советнику Никифорову назначена не по правилам пенсионного устава, а в виде особой Монаршей милости и в Высочайшем повелении по сему предмету не сказано чтобы пенсия эта была ассигнована за прежнее время я нахожу вполне правильным назначение Никифорову пенсии со дня воспоследования означеннаго Высочайшаго повеления»[63]. В ответах на прошения Василия Фёдоровича всё чаще появляются отказы с формулировкой «участь Никифорова уже значительно облегчена целым рядом оказанных ему Высочайших милостей»[64].
Но он не сдаётся и пытается вернуть себе всё, что у него отняли судьба и открыто обвиняемый им в неправедности суд. «По воспитании в доме родителей своих находившихся в бедном состоянии, я поступил на службу 1 Декабря 1826 года с юных лет т. е. с 13-ти летнего возраста, прокладая себе дорогу и прослужа честно и добросовестно 42 года, достиг до штаб офицерских чинов и Высочайших наград, был смотрителем в восьми провиантских магазинах, чрез руки мои прошло на миллионы казённой собственности деньгами и имуществом, и будучи под следствием, был отрядным коммиссионером войск, расположенных за реками Кубань и Полаби, в последнее время при покорении Кавказа, израсходовал более миллиона казённых денег бывших в моих руках, между тем я и здесь не запятнал своей чести не посягательствовал непостыдными и беззаконными сделками, я в казне ничего не украл, напротив, охранял всё казённое имущество и деньги, как подобает православному христианину и истинно верноподданному Рускому Престолу, моя нравственная сторона и бедное состояние будучи 18 лет после решения моей участи в само-невыразимо несчастном нищенском положении в пропитание себя с семейством и поныне свидетельствуются сдешним начальством, что уже известно главному военно-судному Управлению из переписок по моим просьбам о пенсии»[65].
Повышая планку своих требований до выделения земельного владения, Василий Фёдорович не забывает перечислить не только свои заслуги, но и несчастья: «В данное время я достиг 76-ти лет, стал стар, дряхл, и значительно потерявши физические силы, лишён всякой возможности добывать кусок мой для пропитания себе с семейством состоящим из трёх дочерей девиц, двух сынов несовершеннолетних, и сам с женой всего семи душ, впал в жесточайшую и невыносимо-мучительную нищенскую жизнь ощущаем голод, разуты и раздеты.
Объявив по чистой совести горькою истину, я 76-летний старик стоящий на последнем пороге к загробной жизни, сын Божьего храма и истинно подданный и преданный Русскому Престолу, веруя в православную религию, говорю как-бы каюсь пред престолом Всевышняго Создателя всей вселенной, будучи оправдан законным решением, я неповинно осуждён Аудиториатом, чрез что и поставлен с семейством в безвыходное гибельное положение к пропитанию.
<...> я почтительнейше имею честь просить Главное военно-судное Управление, осчастливить меня ходатайством у Августейшаго Монарха о выдачи мне пенсии с 8 мая 1869 по 26 Марта 1881 года или единовременнаго пособия, или же и спросить соизволение на дарование по усмотрению частицы земли в потомственное владение из казённых дач Кубанской Области для пропитания»[66].
На эту новую просьбу не так давно восстановленного в чинах надворного советника в 1887 году опять следует отказ с характерной формулировкой «в виду того, что участь его и так уже значительно облегчена целым рядом оказанных ему Высочайших милостей»[67]. Но и в 1894-1895 годах Никифоров, которому уже за 80, по-прежнему продолжает писать прошения, почти дословно повторяя строки о своих страданиях, заслугах и невиновности, с горечью отмечая отчуждение окружающих людей. «Кроме всех этих препятствий ещё заграждает путь к добыче пропитания и то, что я подсудимый и все меня старонятся чуждаются и отказывают всюду. Дни идут за днями, жить и питаться как-нибудь надо, а средств нет. Является ужасное положение без просвета без надежды на будущее, воля слабеет надежда жить честно пропадает»[68].
Видимо, идея не только о возвращении утраченного, но и о получении дополнительных преференций в счёт понесённой обиды владела им до самой кончины. Последнее прошение о возвращении пенсии с 1869 по 1881 годы датируется 1894 годом, переписывал его уже 22-летний сын Аркадий. Ответ о передаче его в Главное Интендантское Управление помечен 7 августа 1896 года. Проходившие с Никифоровым по одному судебному делу Зайцев и Росляков, а также его главный обвинитель Васильев к тому времени давно умерли. Последние годы Василий Фёдорович жил в 3-м участке Екатеринодара, сыновья обучались за казённый счёт и на средства благотворителей, о судьбе его дочерей в то время, к сожалению, ничего не известно. Не удалось найти в метрических книгах церквей Екатеринодара и записи о его кончине. Возможно, он доживал последние дни где-то у своих дочерей, если хотя бы старшей из «бесприданниц» всё же посчастливилось выйти замуж (в 1896 году все трое указаны как девицы, а старшей Глафире, на судьбу которой период семейных несчастий должен был повлиять в наибольшей степени, уже исполнился 31 год). Василий Фёдорович встретил смерть в весьма преклонных годах, пережив своих обидчиков и трёх императоров, вернув себе и семье, детям практически всё из когда-то утраченного по суду. Нет никаких сведений и о дальнейшей судьбе его стойкой супруги Александры Прокопьевны.