Род Урлаповых, как и Зубовых-Красноусовых, происходит из тарских казаков Литовской сотни. Их предки неоднократно могли пересечься между собой или хотя бы знали друг друга. Первый из известных Урлаповых - тарский казак Василий [1805], который предположительно родился не позднее середины XVII века[237]. В 1701 году Урлапов Никита (Микитка) Васильев[1804] проживал в той же деревне Усть-Ошинской (Устешинской), что и сын Кирилла Красноусова Яков, имел двух сыновей (Мишку [1758] и Ивашку [1757]). В его хозяйстве было 2 лошади, корова, полторы десятины пашни. Владел он землёй исстари, что свидетельствует о том, что и Урлаповы принадлежат к первопоселенцам Сибири[238]. Но, как отмечалось, служилые Литовской сотни могли происходить и из пленных Ливонской войны, посланных осваивать Сибирь.
Фамилия Урлапов даёт множество вариантов своего происхождения: в 50% случаев она имеет русские корни, в 5% - украинские, в 10% - белорусские. В 30% случаев она приходит из языков народов России: татарского, мордовского, башкирского, бурятского и т. д. Тогда фамилия Урлапов могла быть образована от татарского мужского имени Урлап, которое восходит к слову «урлау» - воровать, красть, хищение, кража. Не исключено и её коми-пермяцкое происхождение. Некоторые местные фамилии коми-пермяков указывают на наличие в прошлом языческих имён прозвищного происхождения: Урлапов (ур 'лапа', 'беличья лапа'). В 5% случаев эта фамилия происходит из болгарского или сербского языков[239]. В дошедших до наших дней источниках её представители встречаются среди знатных людей русского псковского духовенства в XV-XVI вв., её же могли носить их дружинники. Имя Урлап носил, например, легендарный основатель Тамбова.
Потомки Никиты Урлапова также продолжали жить в деревне Усть-Ошинской (Устешинской) Знаменского погоста, пока Иван Михайлов Урлапов[240] [1659], дед Фёклы Петровой, не переехал в 1760-х годах в деревню Черноозёрную[241]. А Данила Евсеев Красноусов[1668][242] - внук Якова Красноусова - переселяется из той же деревни Устешинской в Черноозёрную лишь в 1807 году по указу земского суда вместе с многочисленными семьями других крестьян Аевской и Бутаковской волостей. Его сын Пётр [1448] уже был женат на Агафье[1447], и в их семье росли сыновья Степан [1321] и Иван[243][1070], а в 1820 году родился сын Ефим[244][1066]. К 1829 году и у Перфила Зубова и его жены Фёклы уже появились три сына (Иван [554], Иван 2-й [561] и Павел [567]) и три дочери: Пелагея[558], Евдокия[560], Ненила[564], не считая умерших детей в младенчестве. Всего в семье Перфила родилось не менее 14 детей, выжило не более шести. Многодетными оказались только два сына: Василий[891] (10 детей) и Михаил-младший[575] (13 детей)... Поддерживали родственные связи семьи Красноусовых и Урлаповых и дальше. Так, девица (т. е. оставшаяся незамужней, но уже в годах) Ирина Тимофеевна Урлапова особенно часто становилась крёстной матерью младенцам Красноусовых и, быть может, таким образом реализовывала не только родственные, но и материнские чувства. А вот дочь Перфила Зубова Ненила в 18 лет родила сына Ивана[180] (1853) вне брака. Это должно было стать для девицы в родной деревне бесчестьем, хотя - насколько, в действительности сказать сложно: несмотря на все чтимые церковные заповеди, грехов у российских крестьян было немало. Ненила, вероятно, отличалась особой красотой, имела хорошее приданое или другие привлекательные качества, потому что в 1858 году она всё-таки выходит замуж за Ивана Чернова[565], на пять лет её старше. Впрочем, не исключено, что это и был отец её внебрачного первенца, тоже Ивана, по каким-то причинам не женившийся на ней ранее.
В ревизии того же 1858 года указано, что семейство 63-летнего Перфила Дмитриева Зубова (его отец Дмитрий Стефанов Зубов умер в 1842 году, жены Фёклы Петровой уже тоже не было в живых) состоит из «детей»: Ивана-старшего[554], которому исполнился уже 41 год, Василия[891] с женой и сыном, Михаила-старшего[571] с женой и Михаила-младшего[575]. Ещё один сын Иван[561] умер в 1857 году, оставив после себя бездетную жену[562], которая тоже жила в семье Перфила, пока вновь не вышла замуж за односельчанина Тимофея Телятникова[563]. Кроме того, в семье проживала и 62-летняя жена умершего родного брата Перфила Савина[245][1060]. Как видно из этого красноречивого перечня членов большой семьи, родные заботились друг о друге, не оставляли в беде, жили вместе, что было в сибирской деревне, наверное, необходимым условием для выживания. Крестьянская семья вообще воспринималась окружающими прежде всего как родственный, поколенчески нераздельный, а не только чисто супружеский союз. Были ли такие семьи дружными, сказать трудно, но суровые условия жизни требовали сплочённости, хотя не исключали и грубых патриархальных нравов и обычаев. Н. В. Кабакова бесстрастно пишет об этом: «Можно говорить о том, что поскольку крестьянская семья во многом зависела от производственного процесса, то и сами семейные отношения нередко покоились не на эмоциональной привязанности, а на производственной зависимости, господстве и подчинении. Ведь мысль о хлебе насущном в буквальном смысле пронизывала всю крестьянскую жизнь»[246].
239
См. http://annales.info/rus/kazak/sibkaz.htm и http://ostrog.ucoz.ru/publ/f/fil_s_g/kazaki_litovskogo_spiska/87-1-0-131
246
Кабакова Н. В. Формирование населения южных уездов Тобольской губернии в конце XVIII – первой половине XIX в. С. 139.