— Для красоты. Я сделаю из этого столик для косметики.
Это приобретение она нашла у Векслера. По ее словам, в стране всего-навсего три профессиональных торговца антиквариатом: Векслер, Йосеф Азизаву и молодой Бандури в Яффо, который умеет обновлять вещи, то есть превращать новые в старые. Эта тройка великих контролирует железной рукой все двадцать восемь предметов антиквариата в стране, переходящих из рук в руки, от продавца к продавцу, до бесконечности.
Ведь Государство Израиль — страна, очень бедная на антиквариат.
Ведь корабли с нелегальными эмигрантами и ковры-самолеты не привозили сюда мебель Людовика XIV, не говоря уже о XVI. Но если где-нибудь в стране и есть кусок бидермайера или ломоть барокко, то об этом знают все профессионалы, как, например, о знаменитом флорентийском комоде в Кирьят-Бялике…
— Все мои подруги просто помирают по этому комоду, — говорит жена с горящими глазами, — за него просят как минимум одиннадцать тысяч двести лир, но торговцы ждут, что цена упадет.
— А подруги?
— Они не знают адреса…
Адрес! В этом секрет всего бизнеса. Если у вас есть адрес, у вас есть антиквариат. Без адреса вы просто ничтожество, карлик. Настоящий агент по продаже антиквариата предпочтет умереть в страшных мучениях, чем выпустить из своих уст даже намек на адрес…
Никто не знает, к примеру, кто были прежние хозяева этих неаполитанских часов с маятником (1873), показывающих даже фазы Луны. Впрочем, они уже пятьдесят лет показывают одно и то же затмение, ибо некоторые шестеренки внутри выпали и теперь часы можно использовать только в качестве столика для косметики. И все же на подруг моей жены они производят сильное впечатление. Хася считает, что и хрустальная позолоченная клетка для орлов (1900) — просто замечательная. Молодой Бандури, который умеет обновлять, достал для моей жены в Яффо эту штуку — он выцарапал ее у одного репатрианта из Кении, который продал ее Азизаву через Векслера.
Тот же Йосеф Азизаву достал ей одну ножку от виндзорского оригинального стола (1611), потрясающую ножку, всеобъемлющую, с фигурной затейливой резьбой, радость для глаз, тяжелую как лишай.
— Жена, — прошептал я после того, как ушли грузчики, — зачем нам эта запчасть?
— На это так сразу, стоя на одной ноге, не ответишь… — сказала она.
Она, как выяснилось, надеется, что Азизаву достанет ей еще таких ног, и, когда их станет побольше, из них даже можно будет сделать столик для косметики. Наша квартира теперь переполнена атмосферой до самого потолка. Шагу нельзя сделать, чтобы не наткнуться на рассеянные повсюду остатки рококо. Время от времени звонит телефон, я поднимаю трубку, а на другом конце провода ее кладут. Я сразу понимаю, что это Векслер.
Посторонние люди слоняются по квартире и политурят мебель.
Когда женушка вертится ночью, мне ясно, что она мечтает о флорентийском комоде из Кирьят- Бялика.
— Такие сны частенько меня будят, — жалуется она.
Последней каплей для меня был комод бидермайер с красным мрамором (1022).
* * *
В то время у меня была уже аллергия на тяжелую поступь грузчиков на лестнице. На этот раз их шаги раздавались особенно гулко, и комод, который они притащили, был похож на индийское надгробие весом в пол-тонны. В порядке бакшиша они притащили также и складную полевую койку фельдмаршала Гинденбурга (1918), а в комоде я нашел хрустальный компас с магнитом эпохи Чинквеченто.
— Я не фельдмаршал, — проревел я, — и мне не нужно открывать Северный полюс! Зачем ты это все купила?!
— Поставим у моей кровати.
— А моя?!
Всегда она приобретает вещи по одной. Один стул, одно кресло, один комод.
Как будто у нас нет в доме двух кроватей, не считая складного Гинденбурга…
— Ладно, — оправдывалась жена смущенно, — я попрошу их, чтобы поискали мне пару к каждой вещи…
К Векслеру я пошел рано утром. На моем лице было решительное выражение. Я застал его в процессе внутренних перестановок, то есть он кидал одну антикварную вещь на другую, создавая полнейший беспорядок, ибо, как стало мне потом известно, чем больше беспорядка в настоящем магазине антиквариата, тем выше доверие покупателей…
Пока Векслер занимался внутренней реорганизацией бизнеса, я огляделся.
На стене висела карта страны, утыканная десятком флажков с надписями типа: «Табуретка эпохи Ренессанса», «Испанский гобелен (1602)» и, разумеется, в районе Хайфы — «Флорентийский комод». В районе северного Тель-Авива стоял черный (!) флажок «Новая хозяйка. Комод бидермайер, клетка Людовика XIII, полевая койка».
Кровь ударила мне в голову. Ведь это мы!