— Марина! — громко окликнула она стройную светловолосую длинноногую девушку, спортивную, с прямой, как натянутая струна, спиной и вытянутыми вдоль туловища расслабленными руками, в красном спортивном костюме «Адидас». Со скучающим видом она прогуливалась по бортику плавательного бассейна, наблюдая за плавающими посетителями. — Ну что ты ходишь, разинув рот? Я только что, представляешь, двух клиентов видела без бахил. У нас бахилы все кончились, что ли? Или выдать уже некому? Не поверишь, с улицы зашли и ждут своего часа у раздевалки в грязных башмаках. Ну что за дела? Я тебя спрашиваю! Иди и разберись, пожалуйста, с этими клиентами, а заодно и с клиентами Анатолия, которого до сей поры почему-то нет на рабочем месте. — Эвелина довольно резко выговаривала администратору клуба Марине Сипковой, с первого дня работавшей здесь известной пловчихе, заслуженному мастеру спорта. — И не тяни! Слышишь?
Зайдя после этого в свой кабинет, Эвелина устало опустилась в кресло.
«И надо же было на нашу голову такому ужасу свалиться, — подумала она. — Как при Алле все шло гладко, без особых проблем, жалоб, нареканий. Нормально работали все. Все крутилось, вертелось, как хороший часовой механизм. Да и в коллективе не было особых склок. И не возникало каждый день, как сейчас, почти неразрешимых проблем и препятствий. Взятки давались в срок кому надо и когда надо. Бандюганы прикрывали нас со всех сторон. И милиция благоприятствовала, даже благоволила. С управлением делами отношения идеальные были, чуть ли не с первых дней налажены… Клиенты — элита рублевская — валом просто валили… Работай, что называется, не хочу. Так нет же, на тебе…»
— На пол, сука, лицом вниз. Быстро! Руки за голову! И молчи, тварь. Целее будешь… О тебе, сука, не видишь, что ль, заботимся! Жить хочешь — молчи, поняла? — проорал ей в лицо один из вдруг ворвавшихся в кабинет крепких молодых парней в масках и камуфляже с оружием наперевес. Другой, отлаженным быстрым движением вытащив из кармана плотный рулон, залепил ей рот широким скотчем, а затем грубо повалил на пол, больно ударив по голове локтем и моментально заломив при этом руки за спину, которые так же крепко и больно перевязал у запястья прозрачной липкой лентой.
— Будешь орать, сучара, — зарежу, ясно? — добавил первый, вынув из чехла большой охотничий нож и оглядывая кабинет.
Второй же, усевшись в модное плетеное светлое кресло для посетителей у стены кабинета и по-хозяйски, как дома, развалившись в нем, нагло пододвинул свой широченный кованый грязный и вонючий ботинок, который раньше в народе называли говнодавом, прямо к миниатюрному шоколадному носику Эвелины.
— Да ладно тебе, Парфентий, ты че, совсем, что ли, того? Кончай братан, понял? — заржал он во весь голос. — Ты погляди лучше, какая телка у нас с тобой сегодня классная. Смотри, какие у нее ляжки, какая попка, — и, проворно нагнувшись, провел пятерней по вздрогнувшему под его грязной здоровенной рукой телу женщины. — Может, брателла, если у нас с тобой время останется, мы еще и трахнуть ее успеем?
— Да прекрати ты, кобелина. У нас с тобой сегодня другое задание. Забыл, что ли? — ответил ему первый, методично круша все подряд в Эвелинином кабинете и внимательно рассматривая полки стеллажа. — Помогай лучше, и побежим дальше. Времени не так много. Впрочем, пока я еще немного пошукаю здесь, можешь чуток позабавиться, — добавил этот бугай, кого напарник назвал Парфентием, вывалив при этом на пол все содержимое письменного стола и сбросив с полок все файлы.
Второй же, поняв слова приятеля как руководство к действию, поднял с пола почти бездыханную Эвелину, смахнул рукавом со стола все находившиеся на нем предметы и, сбросив ее со своего плеча прямо грудью на столешницу, моментально содрал с брыкавшейся что было сил управляющей фитнес-центром модные спортивные «адидасовские» бриджи с тремя белыми полосками и плотные, почти резиновые узенькие черные трусы, спустив их до самых щиколоток.
В этот момент за дверью прозвучали какие-то чересчур громкие голоса. Стала слышна изощренная матерщина, сопровождаемая криком и руганью. Братки мигом затихли. Квадрат в камуфляже и маске развернулся и подал сигнал своему напарнику, который тут же встал как вкопанный посреди комнаты. Тихо, не шелохнувшись, они постояли, прислушиваясь к голосам за дверью. Потом амбал по имени Парфентий схватил оставшийся на столе толстый розовый фломастер, начертил им почему-то большой жирный крест на голой попке Эвелины и, шлепнув со всего размаху ее по заду, немедленно выскочил вслед за своим дружком в коридор. Дверь кабинета громко хлопнула — даже посыпалась штукатурка — и закрылась за ними. Наступила полная, пронзительная тишина, изредка нарушаемая мычанием так и оставшейся лежать на столе с голым задом Эвелины. Других действий в таком виде и в таком положении она предпринять в тот момент не могла никак.