В этих бескорыстных чудаках сосредоточилось, как в волшебной линзе, самое лучшее, высокое, цельное, что есть в нашем социальном строе и в нашем народном характере.
Обыкновенно рассматривают бескорыстие как совершенно определенное действие. Мир этих действий разнообразен, как сама жизнь… Но для более точного понимания нашей темы стоит вывести разговор из сферы поступков и рассмотреть бескорыстие как душевное движение. Что внутренне руководит людьми, которые что-то ДАРЯТ? Если отвлечься от возможных конкретных мотивов, обусловленных определенными особенностями характера и судьбы дарящего, то самым общим и самым важным ответом будет: желание пережить чужую радость, пережить ее, как собственную. Я думаю, что нет желания, которое бы в большей мере формировало человека как духовно и нравственно цельную личность, чем это. Талант сопереживания чужой радости, как собственной, заключен, несомненно, в каждом из нас. Но у одних он развит хорошо, у других недостаточно или не развит вовсе.
Вот мы и подошли к самому, может быть, существенному моменту: что же нужно для максимального развития, если не у всех, то у большинства? Видимо, в первую очередь общественная атмосфера — атмосфера человечности, уважения к личности, ее достоинствам. Именно она активизирует этот дар.
Ведь большинство людей отнюдь не подвижники, а самые обыкновенные личности, которые любят и работать и зарабатывать, хорошо понимают, что поговорку «не в деньгах счастье» сочинили те, у кого денег было достаточно, и в то же время не хотят жить только ради денег. Они не классические бессребреники и не стяжатели. Они не удивят мир высокими чудачествами и в то же время хотят, чтобы в повседневную работу было вовлечено лучшее, что есть у них за душой. Словом, обыкновенные люди.
Но дело в том, что этим обыкновенным людям лучше работается и живется в атмосфере, благоприятствующей чудакам-бессребреникам, а не холодным стяжателям. И если бы вдруг исчезли из общества чудаки, вызывающие порой и сегодня у нас не лишенное юмора удивление, эти обыкновенные люди пострадали бы, может быть, больше, чем им сегодня кажется.
Когда на земле исчезли мамонты — это вызвало необратимые, неразгаданные, вероятно, до сих пор изменения в биосфере нашей планеты. Даже исчезновение редкого вида бабочек не столь безобидно, как кажется. В этической сфере жизни общества тоже есть, несомненно, непреложные равновесия и точные взаимосвязи. И если (конечно, ситуация фантастическая) начисто исчезнут чудаки-бессребреники, незавидной будет и участь нечудаков, небессребреников.
Можно утверждать, что между «дискуссионными» героями первой главы и «недискуссионными», с моей точки зрения, героями второй главы, для которых подлинная удача в жизни заключается в творческом выявлении собственной личности в любых обстоятельствах, существуют парадоксальные взаимосвязи. Если исчезнут люди, подобные Говязовой или Шенгеру, то и репетитору Попову и инженеру Гаврилову будет не лучше, а хуже, даже им, воодушевленным в первую очередь материальным стимулом. И уж, конечно, будет хуже тому большинству, которое находится между этими «полюсами». Я исключаю рассуждения откровенных стяжателей, для которых смысл жизни только в материальных благах, добытых любым, даже не совсем корректным путем. Они никогда не определяли и не определяют стиль нашей жизни.
Думаю, что не нужно забывать об одной истине, несколько парадоксально высказанной большим современным ученым: «Человек может быть только хорошим человеком или плохим муравьем. Хорошим муравьем человек быть не может».
Мечта о «хороших муравьях» несбыточна. Надо думать о хороших людях. Потому что когда торжествуют «плохие муравьи», жизнь становится невыносимой.
Но вернемся к дискуссии вокруг письма читательницы Л. Поповой.
Глава 4. Об этике самоограничения
Репетитор Попов и инженер Гаврилов, раскрывающие собственную человеческую суть не в науке и технике, которым они, казалось, должны посвятить жизнь, но в побочных и более доходных делах, вызвали достаточно широкие и откровенные симпатии читателей. Почему?
За последние два десятилетия уровень благосостояния нашего общества явственно повысился, повысились и потребности. Повысились и стали более разнообразными. Появилось новое сознание: обладание красивыми современными вещами само по себе еще не является симптомом вещизма и мещанства, как думали еще вчера и тем более позавчера.
Идеал человека-аскета стал восприниматься как некий этический анахронизм, хотя этот идеал вызывает и сегодня известные ностальгические эмоции. Те глобальные перемены, которые внесла в мир научно-техническая революция, не затронув основных идеалов и целей социалистического общества, все же отразились на стиле жизни.