…Не могу не рассказать сейчас о моем учителе в журналистике, чудесном литераторе Ин. Андрееве, авторе талантливых книг «Синий час» и «Зеленая ветка». Он умер несколько лет назад на улице от разрыва сердца. Он упал, как падают в битве, жизнь его и была битвой за человека. Когда я выразил опасение, не чересчур ли часто и усиленно отвлекается он от чисто литературной работы для непосредственной помощи людям, он ответил словами, запомнившимися надолго: «Спасенная жизнь стоит хорошо написанной книги».
Однажды — он работал тогда в железнодорожной газете — Андреев получил долгожданную командировку на юг, в овеянный романтикой город. В поезде он случайно узнал, что на маленькой станции, которую они через час минуют не останавливаясь, у стрелочника Киселева большое несчастье. Когда он дежурил, загорелся его дом — в полуверсте. Человек видел: горит, но не побежал, остался верен долгу — шли поезда. Жена его тоже в тот час была на работе. И вот уже несколько месяцев они бедствуют без крова. Андреев сошел на этой станции (убедил начальника поезда, и тот распорядился затормозить состав), нашел Киселева, выяснил обстоятельства дела и передал по селектору двадцать строк в газету. Стрелочнику объявили благодарность и выдали солидную сумму на постройку дома. Его послали учиться, и он стал потом начальником станции.
Андреев не написал вещи, ради которой поехал на юг. Он вернулся в Москву и боролся за действенность тех считанных двадцати строк.
Это — тоже «частная жизнь» писателя.
Моя писательская судьба в одном отношении сложилась счастливо: я получил за последние годы тысячи писем. Это — письма-судьбы, письма-раздумья. Читая их, опять понимаешь и меру доверия читателя к писателю в нашей жизни, и меру собственной ответственности перед читателем, и безмерность вины перед ним за то, что по лени, малодушию, занятости собой часто не оправдываешь его надежд.
Анализ моей писательской почты, как и писательской почты моих собратьев по перу, потребовал бы особого рассмотрения. Поэтому я вернусь к теме, имеющей непосредственное отношение к нашему повествованию.
Глава 7. Успех в жизни — подлинный и мнимый
Я назвал эту заключительную главу по имени дискуссии, которая развернулась в «Литературной газете» после опубликования письма читательницы Л. Поповой о ее муже, ставшем не подвижником науки, а удачливым, хорошо зарабатывающим репетитором. Дискуссия «Успех в жизни — подлинный и мнимый» была новой. Но, в сущности, тема ее была старой, вечной: смысл жизни.
В дискуссии шла речь и о сегодняшнем, остроминутном, и о вечном, неизменном, не стареющем никогда.
В горячем и пестром обмене суждениями возник образ трагический и милый: образ Дон-Кихота. В первый раз он возник в парадоксальном названии одной из статей: «Зачем Дон-Кихоту „Мерседес“?» Автор статьи, возвеличивая скромность материальных потребностей, непритязательный образ жизни и умение растворить личное в общественном, настаивал на том, что Дон-Кихоту во все времена и при всех социально-экономических укладах нужен не архимодный, блистательный «Мерседес», а старый, добрый, медлительный, но неизменно симпатичный Россинант.
Действительно: зачем Дон-Кихоту «Мерседес»? Ведь чтобы купить его, надо заработать немало денег, а погоня за деньгами отвлечет «рыцаря печального образа» от высших целей его существования: от борьбы за справедливость, помощи ближним и, если хотите, от возвышенных грез, которые тоже украшают мир.
Дон-Кихот — духовен, утверждали его сегодняшние поклонники, а погоня за внешними атрибутами жизненного успеха (условным символом этих атрибутов и стал «Мерседес»), все более яркая потребность в материальных благах исказят самочувствие и характер великого рыцаря, лишат его обаяния, а потом и нравственного могущества.
Их оппоненты возражали: да, говорили они, духовность надо растить, да, соглашались они, человек сыт не хлебом единым, и тут же переходили в наступление. Их аргументация отличалась известной убедительностью. Во-первых, напоминали они, Дон-Кихот невозможен, что понимал и Сервантес, без Санчо Пансо. А кому-кому, а уж Санчо Пансо, тем более сегодняшнему, «Мерседес» отнюдь не противопоказан. Теперь, в полемическом азарте, вообразим картину: Дон-Кихот на Россинанте и Санчо Пансо в «Мерседесе». Хороша пара! Многого ли можно от нее ожидать? Если же оставить Санчо Пансо на осле, будто бы ничего в мире не изменилось, он будет страдать сегодня комплексом неполноценности и утратит ту жизнедеятельность, ту жизнеспособность, которые необходимы Дон-Кихоту хотя бы для того, чтобы не умереть с голода. Действительно, утверждали сторонники Санчо Пансо в «Мерседесе», духовность надо растить, как хлеб, но сначала надо растить все же хлеб, то есть чисто материальные блага.