Выбрать главу

Выше я позволил себе дать автодорожной катастрофе отнюдь не юридическое наименование беды; в том же «не юридическом» духе, возможно, я и рассматриваю амнистию как милость. Но в понимании народа она именно милость, что не умаляет, а даже и возвеличивает нравственно этот государственный акт.

А «милость» (по В. Далю) — это «…любовь; радушное расположение, желание кому добра на деле; прощение, пощада; благодеяние, щедрота; …оказание кому отличия; награда…»

Благодеяние, щедрота, награда.

Велик и мудр язык народа.

…Но разве можно отобрать, отнять уже дарованную пощаду, «щедроту», награду?!

Видимо, в переводе с понятий государственных, социальных на общежитейские понятия это то же самое, что отобрать подарок.

Подарить и потребовать потом: верни!

Теперь, чтобы все это не только умом постигнуть, но и ощутить изнутри, сердцем понять, поставим себя на место человека, о котором идет речь. Вы (или я) вернулись домой, пережив автодорожную катастрофу, тюремные больницы и заключение, отдышались, оттаяли, как бы заново родились, познав цену и меру вещей, и стали уже забывать, как забывают кошмарный сон, то, что было, и вот в один из мирных семейных вечеров вас вдруг уводят из дому, не дав даже собрать вещи, помещают опять за решетку, этапируют туда, откуда освободила милость государства.

Чтобы лучше понять ситуацию, стоит ввести в наш текст небольшую цитату: строки из письма, которое редакция «ЛГ» получила от руководства колонии после возвращения туда «героя» этой печальной истории.

«…3.11. 1983 года (имярек) был задержан в городе (название), куда убыл на постоянное местожительство, и этапирован для дальнейшего отбывания наказания в учреждение… где и содержится с 20 декабря 1983 года по настоящее время (подпись ответственного должностного лица)».

Человек, освобожденный по амнистии, был… «задержан» (!), будто бы он совершил дерзкий и безрассудный побег и после безустанных поисков органами милиции обнаружен для «этапирования» и дальнейшего отбывания наказания.

Он был задержан, когда пил перед сном чай с женой и дочерью…

Перечень болезней его в это время занимал, наверное, несколько страниц. Когда наутро жена (вообразим пережитую ею ночь!) наконец нашла учреждение, куда его доставили, и стала умолять, как о милости, чтобы мужу передали теплое белье и ингалятор (у него тяжелая форма астмы), ей этой малости и милости не разрешили, хотя закон и милосердие делали ее ходатайство обоснованным, если бы даже речь шла о человеке, действительно совершившем побег.

Когда читаешь документы, создается странное впечатление, что этому человеку и его семье теперь мстили.

За что?!

За то, что кто-то перепутал даты, оформляя его освобождение (перепутавший отделался куда легче: получил выговор).

Милость обернулась местью.

Мы часто говорим о мудрости закона, но эта мудрость реальна и действенна лишь тогда, когда закон осуществляют люди, находящиеся на его высоком уровне.

Мудрость закона — не в теории, а на деле, то есть в судьбах людей, — это мудрость его исполнителей.

Чем же окончилась наша история? Освобожденный по амнистии и потом возвращенный в колонию человек этот и жена его обратились в высокую инстанцию, которая высказала четкое суждение о «нецелесообразности» подобного возвращения после освобождения по амнистии, даже незаконного.

В лице высокой инстанции Буква и Дух закона соединились воедино. Государственная целесообразность стала неотрывна от гуманности. А гуманность от государственной целесообразности.

…Вечером поздно ко мне домой позвонила его жена. Из-за дали я не расслышал ее в первую минуту. Она повторяла все явственнее: «Алло, алло, алло». И по ее голосу, в котором была радость, я понял, что он вернулся.

— Вы хотите с ним поговорить?

Я ответил, что хочу, и услышал его голос.

Услышал мертвый голос, в котором не было ни радости, ни боли, а ощущалась безмерная усталость, может быть, усталость на всю оставшуюся жизнь. И подумал я: до чего же это второе возвращение, наверное, непохоже на первое. Первое было — как воскресение. Можно ли воскреснуть второй раз?..

Сейчас уже, как выше я писал, он в больнице…

Акт великодушия и милосердия государства из-за немудрых исполнителей обернулся актом человеческой трагедии.

Амнистия…

Вернулся по амнистии и Анатолий Павлович Андреев, о котором было рассказано в очерке «Двое». Этот очерк был опубликован в периодической печати («Литературная газета» от 21 июля 1982 года) с посткриптумом, который я сейчас полностью воспроизведу: