Чистосердечное раскаяние.
В кодексах всех союзных республик чистосердечное раскаяние трактуется не только как нравственное, но и как юридическое «обстоятельство», смягчающее вину.
Это означает, что моральный облик личности формирует ее юридическую судьбу. И именно в этом высшая мудрость закона, который в нашей истории не торжествует. У нас нет оснований полагать, что моральные качества Андреева повлияли на его судьбу. Мне неизвестно, задавали ли Андрееву в колонии, в наблюдательной комиссии исполкома, на месте работы, в народном суде необходимый вопрос о его отношении к собственной вине сегодня.
(На всех судебных разбирательствах два-три года назад он не только полностью отрицал собственную вину, но и позволял себе кощунственно топтать память погибшей Марины.)
Люди, исполняющие закон, осуществляющие волю государства, должны и мыслить по-государственному. Безразличие всех должностных лиц, которые содействовали освобождению Андреева, к его моральным качествам очевидно — при самом тщательном рассмотрении всех документов мы не найдем в них ни одной юридической неточности, но не отражена в них и нравственная сторона дела.
Но, может быть, он осознал все, раскаялся, и лишь сухой «суконный» язык юридических документов не позволяет рассказать о глубинах его душевной жизни?
Нет, нет и нет… Вот живая запись беседы корреспондента «ЛГ» П. Ильяшенко с А. Андреевым после его освобождения:
«То, что Марина покончила жизнь самоубийством, это не моя вина. С Березуевым я встречался в Ленинграде, я надеялся, что он, как взрослый человек, разберется в этой ситуации. Но он пишет во все инстанции, даже добивался, чтобы меня не освобождали от заключения. Злобствует».
КОРР. «ЛГ»: «Но ведь погибла дочь!..»
«Марина в семье не получила хорошего воспитания. Она обязана была учитывать, что нельзя путать личную сумку с сеткой магазина».
Далее Андреев поведал:
«Я с работниками магазина занялся воспитанием Марины».
(Это, видимо, тогда, когда девочка стояла перед ним на коленях и молила: «Будьте человеком!»)
То, что Андреев потом говорил о юном существе, в гибели которого он повинен, настолько кощунственно, что воспроизвести это я не в силах.
Беседу Андреев закончил лапидарно и жестко: «Раскаиваться поздно и нет необходимости».
Это настолько важно, что заслуживает быть повторенным:
«Раскаиваться поздно и нет необходимости».
И в самом деле, что за необходимость раскаиваться, если ты уже освобожден и тебе ничего не угрожает? Но и раньше раскаиваться не было необходимости. Необходимость была в покровителях. Покровители — сила более реальная, чем нравственные ценности.
Он ничего не понял.
Отняв человеческую жизнь и получив по милости государства освобождение, он не понял ничего.
И этот человек, если верить документам, подписанным руководителями компетентных органов Амурской области, и содействовал положительно перевоспитанию осужденных. Большой социальный педагог!
Кто же виноват в том, что Андреев не осознал собственной вины? Он один? Не думаю…
Все, кто имел отношение к освобождению Андреева, а ранее помогал ему избежать наказания, в этом ему помогли.
И руководители колонии, и члены наблюдательной комиссии, и судьи, и администрация, и постройкой безразличием к моральному облику Андреева отнюдь не содействовали осознанию им собственной вины.
Лично мне кажется странноватым, что лицо, отбывающее наказание, имеющее юридически статус осужденного, занимало скромный, но все же ответственный пост одного из руководителей бухгалтерии. Возможно, юридические нормы и тут соблюдены. Ведь не было определения, запрещающего Андрееву работать на руководящей должности, иметь дело с финансами. Но не одни юридические нормы вершат судьбы людей.
Кстати, то, что Андреев умеет обращаться с финансами умело, было (как мы помним) доказано им несколько лет назад на посту директора районного торга. Как помнит читатель, он распорядился доставить себе в кабинет шесть кожаных импортных пальто на меховой подкладке стоимостью более четырех тысяч рублей, которые тут же и распродал нужным людям и родственникам, оставив полученные деньги как ни в чем не бывало в кармане.
Сегодня он обвиняет родителей Марины, что они не научили ее «не путать личную сумку с сеткой магазина». А было в той сетке товаров на 2 рубля 33 копейки, к тому же честно купленных, повторяю, по соседству.
Но, может быть, все же сейчас в универсаме № 32 ему пытаются помочь понять что-то, недоступное для него раньше?